В декабре 1998 года для Третьяковской галереи начался год братьев Третьяковых, на который пришлись два юбилея основателей музея — столетие со дня смерти Павла и 165-летие со дня рождения Сергея. В среду галерея подводила итоги года.
Третьяковка гордится юбилейным годом: посетителей пришло более миллиона, выставок устроено 26 (в галерее Тейт бывает, дай Бог, семь-восемь). Среди них важные: экспозиции живописи и графики Ларионова и Гончаровой, ретроспективы Клюна и Краснопевцева. Но, увы, среди этих выставок нет тех, что были бы хороши не за счет того, что на них показано, а за счет того, как и, главное, зачем. Выставок-концепций у нас по-прежнему нет, и сравнение с галереей Тейт тут с сухим счетом не в нашу пользу. Самой большой проблемой наших музеев являются интеллектуальные ресурсы. В музеях мало платят, обстановка обычно консервативная, свободомыслие не приветствуется,— вот молодые специалисты с идеями и стараются тут не задерживаться.
Музеи, впрочем, не признают драмы утечки мозгов. Они называют три другие проблемы: посетители, деньги, Церковь. Первых и вторых нет, третья есть и хочет отнять даже то, что музеи имеют — здания бывших храмов и иконы. Недокомплект посетителей связан не только с их постсоветской ленью, но и с тем, что публике, особенно в провинции, неинтересно. Не будешь же смотреть все то же самое по четвертому разу. Экспозиции в музеях обновляются редко, выставки тоже не часты, потому что нет денег (как утверждают в самих музеях) или нет людей, чтобы эти выставки придумать (см. выше).
Третьяковка в своем юбилейном году стояла перед теми же проблемами, что и простые смертные музеи. Проблема РПЦ была решена изящно: знаменитая икона Владимирской Богоматери была отдана Церкви, но осталась в храме при галерее. Проблема денег решалась комплексно: если бедные музеи живут тем, что сдают площади в аренду кому попало, то Третьяковка таким унижениям по крайней мере публично не подвергается. Все выглядит прилично, и даже в ларьках продаются, как во всем мире, развлечения для коллекционеров и дебилов: паззлы с музейными шедеврами. Все в пользу галереи.
Помимо собственных заработков, у любого музея есть три источника денег: власти, спонсоры и Запад. Третьяковка умело справляется со всеми. Федеральные власти платят только прожиточный минимум, зато московские любят искренне (выделили 3 млн рублей на экспозицию ХХ века). 12% бюджета обеспечивают благотворители, среди которых выделяется "Сургутнефтегаз". На Запад отправляются выставки, за них музей получает доллары. При этом Запад хочет видеть в основном русский авангард (и платит за него), а для того, чтобы обаять наши власти и наших же спонсоров, лучше авангарда избегать и сохранять "верность заветам", чтобы аромат передвижничества ни в коем случае не выветривался. Удобно: авангард — за границу, оставшегося Шишкина — своим. Так было и в советское время, так обстоит дело (в смягченной форме) и сейчас. Вкусы публики развиваются мало, но это и мало кого волнует.
Проблему привлечения публики Третьяковка тоже решает успешно, и тоже — лежащими на поверхности методами. Если нет интересных выставок из-за границы (нет денег, а на самом деле нет мозгов — см. выше), можно долго показывать сокровища из провинциальных собраний (характерно, что точно так же поступил и Зураб Церетели в своем музее). Третьяковский проект, осуществлявшийся в течение всего 1999 года и далеко еще не завершенный, носит название "Золотая карта России". В смысле — козырный туз. Против него не поспоришь.
Другая недавняя инициатива Третьяковки, которая должна была привлечь публику и снять упреки в консервативности,— это постоянная экспозиция "Искусство ХХ века", открывшаяся в декабре 1998 года. 25 мая обещано продолжение — вторая половина века. Для нее очень остро не хватает произведений, что музей признает; тем не менее на деньги спонсоров в последнее время была куплена очередная акварель Сурикова и две иконы XVII-XVIII веков (то есть заведомо не лучшие).
Главная беда Третьяковки в том, что она не может, не хочет, не считает нужным определять приоритеты. Все русское искусство одинаково прекрасно и важно, упорно твердит она. В том же духе и выставка, устроенная к юбилейному мероприятию,— "Пейзаж середины XIX века". В небольшой экспозиции показаны редкие вещи из запасников, а также из таких мало знакомых широкой публике уголков, как кабинет директора по административно-хозяйственной части. Поздний Максим Воробьев, ранний Шишкин, известный только узким специалистам Иванов-"Голубой" (море у него очень голубое) и не известный вообще никому некто Бахман. Промежуточная эпоха: романтики ушли, реалисты еще не созрели. Художникам еще можно сидеть в Италии, но иных уже тянет ближе к родине, поскольку некоторые графы заказывают им виды своей финской мызы.
В общем, за исключением выдающихся пейзажей Николая Ге (которые тут совершенно теряются), выставка представляет нечто вроде туристических фотографий в глянцевых изданиях, только в варианте XIX века. Жили себе художники в Италии, рисовали с утра до вечера виды Неаполя, а потом отправляли их в родной сырой Петербург — показать, продать, порадовать соотечественников. Спонсорам выставка должна понравиться.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ