Выставка современное искусство
В фонде культуры "Екатерина" в рамках Года Франции открылась выставка Аннетт Мессаже "Вымыслы, искушения, манипуляции", сделанная Московским домом фотографии (МДФ) при поддержке НОВАТЭКа и BSGV. Первой в России персоналкой знаменитой французской художницы должно было открыться после реконструкции здание МДФ на Остоженке, но оно еще не готово. Так что фонду "Екатерина" повезло, считает АННА ТОЛСТОВА.
По всем комнатам раскиданы игрушки и книжки, разбросана одежда, стены перепачканы красками и исписаны цветными карандашами — в приличный дом пустили скверную девчонку. Ведьму, забывшую свое колдовское снаряжение, или преступницу, оставившую после себя кучу улик. "Вымыслы, искушения, манипуляции" вряд ли можно назвать ретроспективой: здесь показаны инсталляции последних 30 лет, "классической" Аннетт Мессаже, а ее ранний агрессивно феминистский период вынесен за скобки. Но химеры феминизма нет-нет да и промелькнут в ее зрелых работах. В тех же "Шкурках", галерее охотничьих трофеев, где останки выпотрошенных плюшевых медведей развешаны вперемешку с выпотрошенными синтепоновыми комбинезончиками для малышей. Эта педофильская страшилка напоминает, что путь Аннетт Мессаже к мировой славе, увенчавшийся "Золотым львом" Венецианской биеннале 2005 года (она была первой женщиной-художником, приглашенной представлять Францию в Венеции), начался со скандала, когда коллекция фотографий рекламно-прелестных детишек с выколотыми глазками навлекла на нее обвинения во всех смертных грехах.
Фотография преимущественно в виде снимков отдельных частей будто бы расчлененного тела или значков с такими снимками и таксидермия — две любимые техники этой детоненавистницы, между которыми, по ее словам, много общего, поскольку и та и другая сохраняют в мертвых оболочках воспоминания о некогда живом. Так же как одежда и игрушки. Паутины из шерстяных нитей, сплетающиеся в надписи или опутывающие объекты, мягкая игрушка фаллических форм, сшитая из старых чулок,— шитье и вязание, традиционные дамские рукоделия, с помощью которых художницы-феминистки разоблачали системы мужских иерархий, стали ее излюбленным занятием. И еще рисунок, но отнюдь не академический: крохотные записочки с непонятными каракулями и картинки, словно из девичьего дневника,— они пришпилены к нарядам, упрятанным в застекленные гробики-витрины из "Истории платьев" или вывешены на веревочках "Спиралью любви".
Вроде бы те же самые коллекции старой одежды, игрушек, писем и фотографий можно найти в инсталляциях другой звезды французского искусства Кристиана Болтански, мужа Аннетт Мессаже. Они не работают вместе, но представляют собой классическую пару: Он и Она в искусстве. Из одного и того же материала он складывает эпические поэмы о холокосте, об истории, памяти и утратах, тогда как она все время твердит о чем-то глубоко личном, о собственных пубертатных травах и фемининных кошмарах, выпуская подсознание наружу. В этом демонстративном отказе от больших, "мужских" тем можно усмотреть предательство идеалов феминизма, как будто связный рассказ — за гранью женских возможностей. В "Линиях руки" стены под фотографиями ладоней, разрисованных паутинками, циферблатами, скелетами и рожицами, исписаны повторяющимися, как в прописях, словами, но писательница все время сбивается, и учености превращаются в белиберду или похабщину. В "Трех мирах" глиняные фигурки пузатых пиноккио с глобусом вместо туловища восседают на стопках женских романов и детективов, среди которых явно случайно затесался томик Марселя Пруста. И уж тем более предательством идеалов 1968 года с гидеборовской критикой "общества спектакля" выглядят последние работы Аннетт Мессаже — театрально-оперные инсталляции со сложной машинерией и спецэффектами. Накрывающими зрителя, как волна черного шелка в восхитительном макабрическом шоу "На ветру".
Впрочем, она никогда не изменяла главному достижению французской мысли XX века — сюрреализму: аллюзиями на сюрреалистов в широком смысле — от Уильяма Блейка до Ингмара Бергмана — нашпигованы ее работы. Взять хоть "Мои желания" с совершенно блейковскими рисунками-эмблемами. На одной изображена пирамида консервных банок, в которую бомбой врезается мячик. Поди догадайся, что именно она хочет послать ко всем чертям: не то поработившую женщин кухню, не то суповые концентраты Энди Уорхола — короля этого по-прежнему мужского художественного мира.