премьера \ оперетта
В Киевской оперетте показали спектакль-концерт памяти танцовщика и хореографа, многолетнего главного балетмейстера театра Александра Сегаля (1919-2010). Первым и главным пунктом "Истории, написанной танцем", составленной режиссером Богданом Струтинским из фрагментов репертуарных спектаклей, стала последняя работа Сегаля — одноактный балет "Барышня и хулиган". Рассказывает ЮЛИЯ БЕНТЯ.
Александра Сегаля, умершего в марте в возрасте 90 лет, при жизни называли человеком-легендой. В своей семье он был первым человеком искусства: танец как бы случайно вошел в мрачное, по его воспоминаниям, послереволюционное детство — в виде частной балетной студии Ксении Давыдовой, племянницы Петра Чайковского. Затем были Киевский хореографический техникум (сейчас — Киевское хореографическое училище) и ведущие партии в постановках Нацоперы. Молодой цыган в "Лилее" Данькевича, Абдурахман в "Раймонде" Глазунова, Гирей в "Бахчисарайском фонтане" — все эти персонажи, ярко характерные, темпераментные, с терпким восточным колоритом, стали центральными в танцевальной карьере Сегаля. Поэтому, пройдя всю Великую Отечественную войну в составе знаменитого ансамбля песни и пляски Киевского военного округа, у Бранденбургских ворот он исполнил не что иное, как грузинскую лезгинку.
В Ансамбль танца УССР Александр Сегаль пришел в 1960 году, когда Павел Вирский получил звание народного артиста СССР, а покинул прославленный коллектив в 1980-м, через пять лет после смерти худрука, которого считал не только выдающимся хореографом ХХ века, но и главным своим учителем. В том же году Сегаль был назначен главным балетмейстером Театра оперетты, где до самой смерти ежедневно репетировал по семь часов в день.
За 30 лет службы в Киевской оперетте он поставил пластические номера к более чем полусотне спектаклей. И в каждом из них, находясь в жестких рамках сюжета, партитуры, режиссерской концепции и возможностей труппы, он так тонко приметывал танец к оперетте, что каждая из этих хореографических заплаток воспринималась как естественное продолжение арии, ансамбля или хора.
Режиссер "Истории, написанной танцем" Богдан Струтинский не просто нанизал два десятка готовых номеров из репертуарных спектаклей, а попытался с их помощью рассказать историю ХХ века. Так, взрослые сцены здесь сменяются детскими, мелодии со старых пластинок — живым звучанием оркестра, а из невесомого тумана над морем классической оперетты иногда выплывают фольклорные танцы и песни.
Единственным балетом в буквальном значении этого слова в "Истории, написанной танцем" оказался первый номер концерта — "Барышня и хулиган" на музыку Шостаковича, последняя, неоконченная работа постановщика Сегаля. В списке сочинений Шостаковича этого балета не найти: партитура его составлена из "идеологически некорректных" ранних балетов Шостаковича "Болт", "Золотой век", "Светлый ручей" и фрагментов музыки из кинофильмов. Сюжетная канва взята из одноименного фильма 1918 года, в котором автором сценария, сорежиссером и исполнителем роли Хулигана выступил сам Владимир Маяковский. Идея создания такого вот балетного "франкенштейна" пришла в светлые головы хореографа Константина Боярского и либреттиста Александра Белинского и была одобрена самим Шостаковичем. В 1962 году новый-старый балет поставили в Ленинграде.
В фильме и танцевальном первопрочтении история любви молодой школьной учительницы и ученика-переростка заканчивается не лучшим образом — Хулиган, жестоко избитый одноклассниками, умирает. Работа же над киевской постановкой прервалась в самый счастливый момент отношений главных героев, так что хеппи-энд получился благодаря смерти автора спектакля — более театральную историю трудно и придумать.
Для Максима Булгакова Александр Сегаль придумал вызывающе акробатическую, почти цирковую партию с безумными "колесами", прыжками и поддержками — такие сочиняли, кажется, только в начале прошлого века, да и то недолго. Партия Яны Сазоновой, напротив, выдержана в академических тонах — пачка, пуанты и пластика старой школы. Наблюдая за тем, как легко и естественно сливаются в танце противоположности, понимаешь, зачем на 91-м году жизни состоявшемуся постановщику понадобилось рассказать эту молодецкую историю. Сегаль сводил на одной сцене не характеры, а те художественные миры, в которых ему довелось пожить,— серьезный балет, народный танец и легкомысленную оперетту. При этом все три прилагательных можно взять в кавычки, потому что условности эти существуют только на бумаге, но не в танце.