Выставка современное искусство
Грандиозная панорама французского молодого искусства под вывеской "Dynasty" занимает два выставочных зала в центре Парижа — прогрессивный арт-центр Palais de Tokyo и Городской музей, расположенные в одном здании 1930-х годов. За молодежью наблюдал ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Молодые российские художники, смотрите и завидуйте. Два зала, три тысячи квадратных метров, сорок творцов, производство работ оплачивает городская администрация. Если у художника есть галерея, произведение вернется на рынок, если нет — поступит в государственную коллекцию, а оттуда, возможно, в один из десятков музеев современного искусства на территории Франции. Страна делает все от нее зависящее, чтобы среди художников не осталось непризнанных гениев. Путь молодого артиста усеян, конечно, не розами, но всяческими полезными рычагами и подпорками. Так выглядит культурная политика Франции в области искусства после нищих и голодных легенд с Монмартра начала ХХ века, после студенческих волнений 1968 года и бунтов в пригородах Парижа 2005-го.
Правда, никакой связи между бытовыми условиями и произведениями на "Династии" не просматривается. Даже наоборот, кажется, что молодые художники всего мира черпают вдохновение из единого источника. Казалось бы, Россия по всем параметрам страна отсталая в смысле общественного интереса к искусству и уж тем более государственной поддержки. Тем не менее почти каждому из сорока участников "Династии" можно подобрать отечественного двойника. Старательная сюрреалистическая графика Мелани Делатр-Фогт заставляет вспомнить о дебютантке нового сезона винзаводовской программы "Старт" Устине Яковлевой. Венсан Ганиве строит из банальных строительных материалов абстрактные конструкции, напоминающие по форме мост "Золотые ворота" в Лос-Анджелесе. Конструированием похожих предметов в России занимаются петербуржец Дмитрий Теселкин и воронежец Арсений Жиляев. Интерьерная живопись Фара Атасси выглядит точь-в-точь как картины грузина Ладо Дарахвелидзе на недавней молодежной выставке "FQ-Test" в галерее GMG. Список совпадений можно продолжать, и ясно, что перед нами не заимствования, а общее движение к одной цели.
Вопрос только, к какой. Молодые члены "Династии" кажутся свободными от диктата рынка, политической конъюнктуры, стремления понравиться во что бы то ни стало. Их творчество, с одной стороны, требует неких интеллектуальных усилий, без которых трудно оценить все тонкости игры в бисер. С другой стороны, оно ничуть не старается увлечь и направить зрителя. Оно просто есть, как явление природы или, скажем, сложная развязка на МКАД. И самой показательной в этом смысле работой становится бревно Оскара Туазона, упирающееся в стену параллельно полу на высоте около двух с половиной метров. Специалисты объяснят вам, что скульптуры Туазона вызывают "физическое напряжение пространственно-временного происхождения", что бы это ни значило. Но главное в бревне то, что от него исходит вечное сияние цивилизации, построенной на тонких различиях между искусством и не-искусством, между объектом в природе и предметом в пространстве белого куба галереи, между бордо 2006 года и бордо 2008-го, наконец. Оно как засушенный цветок в старом письме, написанном на непонятном вам языке. Это бревно может навести на любые ассоциации, как тот дуб в романе Льва Толстого "Война и мир".
Первый директор Palais de Tokyo Никола Буррио, один из ведущих идеологов современного искусства, еще в 1990-е годы придумал термин "эстетика отношений" и ратовал за творчество, которое "учитывает продуктивное существование зрителя и предоставляет пространство участия, существования в искусстве". И вот предел достигнут: "существованию в искусстве" не мешает ничто, в том числе эмоции. Зритель перед такими работами волен думать хоть о конституции, хоть о севрюжине с хреном. Но поскольку действие происходит в Париже, ему скорее придут на ум свежие устрицы и тартар.