Балет премьера
На сцене Opera Bastille показали последнюю балетную премьеру этого сезона — одноактный балет "Кагуя-химэ" (Kaguyahime) на музыку японского композитора Маки Исии и в хореографии живого классика Иржи Килиана. Впервые поставленный более 20 лет назад для Нидерландского театра танца (NDT), теперь он занял место в репертуаре Парижской оперы. Французы встретили балет стоячей овацией. Рассказывает МАРИЯ СИДЕЛЬНИКОВА.
Сказка про принцессу Кагуя-химэ, найденную стариком в зарослях бамбука, покорившую своей красотой всех жителей Земли, но в итоге пожелавшую вернуться обратно на Луну, знакома каждому японцу. Музыкальная версия появилась в 1985 году, когда композитор Маки Исии написал роскошную музыку по собственному либретто, добавив сказке актуальности: Кагуя-химэ, сводя с ума мужчин, становится причиной страшных войн. Повернув историю таким образом, композитор разом вычеркнул японскую сказку из разряда фольклорных радостей, сделав ее универсальной притчей на все времена. Балет Исии поставили в Японии, и кто знает, какова была бы его судьба, если бы его не увидел Иржи Килиан. Чешский хореограф (и на тот момент один из арт-директоров сильнейшей современной труппы NDT) решил поставить свою версию "Кагуя-химэ", несмотря на то что сюжетные балеты никогда не были в его вкусе.
В Парижскую оперу спектакль перенесли, изменив костюмы и декорации, но полностью сохранив хореографию, поэтому главный интерес состоял в том, как труппа будет выглядеть в этой постановке. Для этуали Оперы Мари-Аньес Жилло партия Кагуя-химэ оказалась не самой выигрышной. Обтягивающий комбинезон подчеркнул полное отсутствие бедер у балерины, так что в неземную красоту принцессы зрителям пришлось поверить на слово. Необходимая легкость тоже давалась балерине непросто. Каждое ее движение казалось борьбой с невидимыми силами, не позволяющими артистке уверенно расставлять изолированные акценты, выдерживать секундные паузы и непредсказуемо менять тему. Эта неуверенность сыграла в пользу Жилло лишь в сцене встречи ее героини с императором Микадо (Стефан Буйон). По сюжету принцесса к нему неравнодушна, но тем не менее с появлением на небе полной Луны, она вынуждена покинуть Землю. В ослепительном адажио, происходящем в волнах золотого занавеса, сомневающееся тело Мари-Аньес Жио податливо льнуло к императору и в то же самое время словно пыталось высвободиться.
Эффектными и эмоциональными вышли эпизоды войны, в чем немалая заслуга оркестра. Накал страстей в битве деревенских парней и аристократов за право обладать принцессой подогревался японскими барабанщиками "Кодо". В какой-то момент маленькие суетливые японцы неожиданно вырвались на сцену из оркестровой ямы и устроили барабанный шабаш. Зловещая Луна, принесшая раздор на Землю, превратилась в огромный барабан, продолжительная баталия, выстроенная на стремительных прыжковых дуэтах-схватках, к финалу обернулась зловещим хаосом: и в мерцающих вспышках света было уже не разобрать, где танцовщики, а где — барабаны.
Почему именно этот спектакль и именно сейчас оказался так нужен Парижской опере? Можно предположить, что руководительница балета Бриджит Лефевр почувствовала, что вновь возвращается интерес к сюжетным балетам, а "Кагуя-химэ" чуть ли не единственный балет из почти сотни работ Иржи Килиана с настоящей историей и который со временем, кажется, стал еще более современным и актуальным, чем в 1988 году.
Что же касается Килиана, для него экспорт готового спектакля — проверенный ход. Большинство своих балетов он ставил исключительно для NDT и лишь потом передавал их другим балетным труппам. Будучи не только блестящим хореографом, но и дальновидным менеджером, за почти четыре десятилетия работы в NDT Иржи Килиан придумал знаменитый "безотходный" конвейер, создав, кроме основной, две дополнительные команды — молодежную и ветеранскую. С поста арт-директора Килиан ушел еще в 1999 году, оставаясь главным хореографом театра. В декабре прошлого года, пышно отметив 50-летний юбилей NDT, он и вовсе покинул труппу. Однако запущенный им механизм умного танцевального производства, даже без присмотра мэтра, работает без перебоя. И нынешняя премьера в Парижской опере — лишнее тому доказательство.