"Новая волна" полвека спустя: что стало с самым влиятельным движением послевоенного кино теперь, когда тектонические сдвиги отбросили Францию на обочину, выведя на авансцену Румынию и Таиланд? Архивисты свое дело знают. По всему миру выходят монографии, антологии и энциклопедии, фестивали бравируют отреставрированными копиями и ретроспективами. Москва не отстает: программа Клода Шаброля, самая знаменитая картина Жан-Люка Годара "Безумный Пьеро" (1965), нашумевший фильм-исследование Эммануэля Лорана "Двое на волне" (Deux de la Vague, 2009) о непростых взаимоотношениях Годара и Трюффо по сценарию киноведа Антуана де Баэка, автора свежей биографии Годара объемом с "Анну Каренину".
В этих условиях едва ли не шоковую реакцию вызывает явление самих классиков, которые перевернули кинематограф вверх тормашками в 1960-х, но почему-то отказались почивать на лаврах. Правда, это справедливо в отношении лишь некоторых. Жак Риветт погрузился в искусствоведческую нирвану, Эрик Ромер в последних фильмах наслаждался формальными экспериментами. Зато 79-летний Годар продолжает возмущать общественность, а 88-летний "старший брат" "новой волны" Ален Рене нет-нет да и снимет кино, которое элегантно и скромно отодвинет в сторону всех героев сегодняшнего дня.
Подрывная сторона деятельности Рене не столь очевидна, как в случае испытанного революционера Годара. После бескомпромиссно авангардных "Хиросима, моя любовь" (1959) и "В прошлом году в Мариенбаде" (1961) Рене увлекся ироническими мюзиклами и мелодрамами, полностью отдавшись легкому жанру.
Формально за его рамки не выходят и "Дикие травы" (Les herbes folles, 2009). Однако фильм, ставший поводом для присуждения Рене очередной почетной награды в Канне, лишь притворяется мещанской love story о немолодых людях, случайно сведенных самой судьбой, но не отважившихся поверить в свои чувства. Глубокой меланхолией веет от никчемных диалогов и плоских каламбуров суетливых одиночек, людей-сорняков на дороге к смерти. Их человеческая комедия разыграна с деликатностью, состраданием и юмором, доступными редким режиссерам.
Несмотря на давние расхождения по части идеологии и эстетики, кажется, чувства Рене по отношению к измельчавшему человечеству разделяет и другой титан — Годар. Но для их демонстрации он выбирает принципиально иную форму. Имитации, пастиши, жанровые игры чужды ему. Полвека назад он утверждал, что его фильмы найдены на помойке и в то же время затеряны в глубоком космосе. Многое из того, что режиссер снимал после событий 1968 года, походило именно на трансляции из космоса или коллажи из опасных и увлекательных артефактов, оставленных инопланетянами после пикника на земной обочине.
Годар маскировал свои опыты под драмы творчества и любви ("Страсть", 1982; "Имя Кармен", 1984), искусствоведческое эссе ("Истории кино", 1988-1998), поэтические коллажи ("Хвала любви", 2001; "Наша музыка", 2004), но оставался тем же "безумным Пьеро", невменяемым белым клоуном последней французской революции. Еще одно подтверждение — новый опус "Социализм" (Film socialisme, 2010).
Подтверждая имидж, Годар в последний момент отменил визит на каннскую премьеру, послав дирекции хамскую записку с приложенной фотографией японского классика Ясудзиро Одзу. Зато выложил фильм на несколько дней в интернет. Искусство должно принадлежать народу, даже если народу его не переварить. В Канне, где видывали и не такое, авторитетные критики не спешили оглашать свой вердикт после премьеры. Одни сговорились на привычном "Гениально!", другие — на полтона ниже — уверяли, что классик совсем выжил из ума.
Причина обоих суждений — в принципиальной непереводимости "Социализма". Корреляция текста — часто закадрового и всегда анонимного, составленного из сотен цитат,— с изображением ослаблена до минимума, нарративные лейтмотивы отсутствуют, да еще и правила фестивальной премьеры грубо нарушены, ибо франкоязычный фильм титровал сам мастер, переводя на английский примерно каждое десятое слово. Философические тирады превратились в энигматичные тезисы — разобраться в них не проще, чем в пророчествах оракула.
Годар определил жанр своей картины как "симфонию в трех частях". В первой из них начинается, а в последней завершается панъевропейское путешествие. Под лозунгом Quo vadis Europa? круизный лайнер плывет по невероятному маршруту — из Египта в Палестину, из Одессы в Элладу, из Неаполя в Барселону. На борту — коллекционер и жулик, тренер и бывший нацист, певица Патти Смит и русская девушка, благодаря которой за кадром звучит Чехов (разумеется, без перевода), а в кадре обсуждается творчество Александры Марининой.
В центре фильма — масштабное авторское отступление: двое детей на бензоколонке ждут своих родителей и/или опекунов, с которыми собираются обсудить право несовершеннолетних на участие в политической жизни. Вот она — подлинная демократия, единственный возможный социализм.
Против кого направлен крестовый поход детей? Да против нашего мира, в котором все осталось неизменным, "только негодяи стали искренними". В свои силы Годар уже не вполне верит, но за ниспровержение несправедливого мироустройства готов бороться, как и прежде, потому передает эстафету молодежи. Тем же, кто постарше, оставляет возможность смотреть и слушать свой фильм как поэму на незнакомом языке, как симфонию, сыгранную на инструментах, изобретенных самим композитором, наслаждаться или раздражаться, не вдумываясь в смысл. Для них же — милосердный и издевательский финальный титр: No comments.
Программа ""Новая волна" навсегда". Расписание.