Пляшущий человечек

По истории жизни и смерти американец Кит Херинг — образцовый современный художник. Концептуалист, граффитист, гомосексуалист. Друг и ученик Уорхола. Жертва СПИДа. Судьба его так же стандартна для американского ХХ века, как судьба Ван Гога — для французского XIX.

На фотографии Энн Лейбовиц голый Херинг стоит в раскрашенной своими черно-белыми человечками комнате, раскрашенный и сам, с ног до головы, не исключая и пениса. Пенис, кстати, одна из постоянных тем его графики. Вот на выставке в Kunsthalle — серия листков из блокнота, называющаяся Manhattan Penis. Тут можно бы сострить насчет художника, который ничего другого на Манхэттене не заметил. Но мало того, что рисунки эти обнаруживают железную руку и замечательное чувство композиции. Изображенные на них в виде уходящих в небо членов башни-близнецы Всемирного торгового центра явственно обнаруживают детскую гордость Америки. Когда их взорвут арабы, Нью-Йорк взвоет так, как будто бы его и вправду кастрировали.

Кит Херинг недаром стал кумиром молодого питерского и московского искусства. Точно так же, как мои друзья издевались над шамкающим Брежневым, он со своими друзьями смеялся над повадками президента Рейгана. Херинг делал коллажи из газетных заголовков, узнаваемым шрифтом New York Post получая размноженные на ксероксе псевдопередовицы — Reagan: Ready to Kill или Reagan slain by Hero Cop — в газетах врать не будут.

Когда в Москве открывались квартирные выставки, Херинг устраивал вернисажи в дружественном нью-йоркском Клубе 57 ("Пожалуйста, принесите работы в Клуб 57 29 мая с 12 до 16 часов. После 19 работы не принимаются. Гвозди и веревки берите с собой")...

Нынешняя венская ретроспектива Херинга начинается 1978-м и кончается 1982 годом, когда его первую персональную выставку согласилась принять первая серьезная галерея. Как полагается, он тут же стал знаменит, пошли заказы, он начал делать из своих человечков монументальные скульптуры, его звали расписывать стены, а через шесть лет он узнал, что болен СПИДом. Еще через два года он умер. Ему был 31 год.

На первых снимках, показанных в музее, Кит Херинг покож на накачанного Вуди Аллена, как если бы тот старательно поднимал гантели и заглядывался не на девочек, а на мальчиков. Это он в Нью-Йорке 1980-х, куда переехал из своей Пенсильвании, от родителей-художников. И если взглянуть на сделанную лет за десять до этого детскую фотографию, все в тех же вуди-алленовских очках и с тем же выражением лица, поймешь, что он вообще не менялся, ну разве что лысел. Он сам признавался: "Мне 28 сейчас, но внутри мне не больше двенадцати, и я хочу быть этим двенадцатилетним ребенком до конца дней своих".

В тогдашнем Нью-Йорке карьеры безвестных молодых людей из круга Энди Уорхола имели два основных варианта развития. Конец дней был рядом. Как у самого Херинга, со смертельным анализом в высшей точке карьеры, или его друга художника Жана Мишеля Баскиа, который умер в 28 лет, смешав кокаин с героином. Или совсем другой вариант — как у его подруги Мадонны, которая до сих пор живее всех живых и стала символом и брендом не меньше Уорхола. Такая уж была нью-йоркская жизнь. "Я помню, как меня впервые пригласила Йоко Оно,— вспоминал Херинг.— Я захватил с собой Мадонну, Энди уже пришел. Там еще был Боб Дилан, Дэвид Боуи был. И тут Игги Поп выходит из кухни. Странно сначала, а потом привыкаешь".

Приехав в Нью-Йорк, Херинг восхищался умениями городских партизан-граффитистов. У них действительно было чему поучиться: во-первых, наглости, во-вторых, скорости и, в-третьих, яркости. Стенная работа ему в принципе была знакома: когда он учился в Питсбургской школе искусств, подрабатывал тем, что красил аудитории. Этот процесс он превращал в рисунок, и чем больше была стена, тем больше его это занимало, так что теперь под слоями краски на стенах классов могут найтись его работы. Это был очень тяжелый для него момент, его подружка шантажировала его тем, что беременна, требовала определенности и денег, а он не хотел ни детей, ни семьи, ни постоянной работы. Он бросил ее, он стал жить с мужчиной и все эмоции научился выливать на стены.

В Нью-Йорке, городе граффити, он решил продолжить, но ему не нравилось разрисовывать склады и гаражи на окраинах. Он хотел идти туда, где его увидят. Раз его не выставляют в галереях, он будет показывать свои работы в метро. Он рисовал мелом своих человечков на рекламных щитах подземки, закрытых черной бумагой. Прохожие радовались, спорили с ним, недоумевали, советовали найти работу, но он не только продолжал эти занятия, но и стал водить с собой фотографа, превращая свои импровизированные выставки в перформансы. И он учился работать все быстрее и быстрее, чтобы закончить, пока не вызвали полицию. Но когда одни полицейские приводили его в участок, другие жали ему руку и отпускали, признаваясь в том, что им очень нравятся его рисунки.

Изобретенный Китом Херингом язык понятен любому. Это не иероглифы, это полные бешеной энергии истории маленьких человечков, волков, чудовищ, покрывающие сплошным ковром любую выбранную им плоскость — холст, пол, стены, что угодно. Его отец рисовал комиксы, так что идея рассказывать рисунками была ему близка с детства.

"Мои рисунки всегда спонтанны. Никаких эскизов даже для огромных панно. Это как автоматическое письмо",— говорил Херинг. Но нельзя одновременно писать рассказы и придумывать язык, поэтому слова этого письма заранее затвержены и знакомы: телевизоры на ножках, дети и взрослые, звери на четырех или на двух ногах, пирамиды, летающие тарелки, трахающиеся пары. Я всегда это подозревал, но на венской выставке увидел в витрине его блокнот с таблицами — нечто вроде шифра из пляшущих человечков, где каждой букве английского алфавита сопоставлен знак. Тут становится понятно, что все эти картины в принципе предназначены для чтения.

Несколько видозаписей его перформансов, на которых он зарисовывает пространство вокруг себя, поражают скоростью, после них не удивляешься многометровым картинам, выставленным в соседних залах. Ему нужно было только одно — чтобы подольше оставалась краска на кисти. Так что все чаще он пользовался не художественными, а чисто графическими техниками. Мел, которым он рисовал в метро, он сменил на толстые маркеры, придуманные, чтобы писать объявления — в конце концов, его вещи тоже умели говорить.

При такой скорости он должен был бы завалить мир своими рисунками. Этого не произошло — хотя бы в силу того, что жизнь его оказалась такой короткой. Потому и редки его ретроспективы: никто не успел сосредоточить в одних музейных руках достаточно полную его коллекцию, которая могла бы послужить ядром экспозиции. Со времен большой выставки в Музее современного искусства в Лионе, прошедшей два года назад, такого хорошо собранного Херинга в Европе не видели — спасибо Kunsthalle.

И конечно, выставка кончается продажей. Сумка для телефона, чехлы, пуговицы, значки, бутылка для воды — все с херинговскими человечками. Но это вовсе не спекуляция на его стиле. Херинг рано сумел коммерциализировать свое искусство, он сделал это сам, не дожидаясь, пока это сделают другие. За что его, случалось, порицали. Когда он открыл в Сохо свой Pop Shop, ему приходилось оправдываться. "В чем меня обвиняют? — говорил Херинг — В том, что я не остался рисовать в метро? Все говорят, что я продался, но я бы мог зарабатывать миллионы в рекламе, если бы захотел".

У него не было возможности достойно дожидаться старости и музейной славы. В свои последние два года Херинг приближался к смерти, но не пытался с ней примириться сентенциям вроде "Смерть — это часть жизни". Его друзья умирали один за другим, а общество предпочитало этого не замечать, поскольку СПИД не считался еще всеобщей болезнью. Поэтому он создал свой Keith Haring Foundation, который должен был торговать его персонажами на футболках и пуговицах отныне и до тех пор, пока его будут помнить и покупать. С тем условием, чтобы деньги шли на финансирование научных исследований и лечение больных. И хотя до сих пор идут споры, что при СПИДе убивало вернее — болезнь или лечение, но, так или иначе, уже двадцать лет Херинг — не просто классик, но и покойный классик, икона современного искусства, мученик, без пяти минут святой. Когда он умер, тысяча человек пришла на его похороны в церкви Святого Иоанна в Нью-Йорке. В Лионе на его выставке побывало триста тысяч человек. В Вене ждут не меньше.

Вена, до 19 сентября