Премьера театр
В берлинском театре Hebbel am Ufer состоялись премьеры двух новых спектаклей знаменитой группы "Римини протокол". Одна посвящена компьютерным играм, другая — вьетнамским эмигрантам в Европе. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Как бы ни различались между собой темы новых спектаклей всемирно известной группы режиссеров "Римини протокол" (Штефан Кэги, Хельгард Хауг, Даниэль Ветцель), их всегда объединяет один общий принцип — привлечение на сцену не актеров, а непосредственных носителей жизненного опыта, в терминологии самих "протоколистов" они зовутся "экспертами". Не пьеса и не абстрактная режиссерская идея лежит в основе этих спектаклей, а конкретная тема из современной жизни. "Римини протокол" можно, конечно, назвать скучным термином "социальный театр". Правда, однако, в том, что по части придумывания увлекательных игровых моделей они дают сто очков вперед самым изобретательным режиссерам и с легкостью доказывают, что лучший драматург — сама жизнь.
Феномен игровой зависимости стал отправной точкой для создания спектакля "Best before" (то есть "Срок хранения до..."), экспертами в котором стали медиахудожник, специалистка по играм и уличная регулировщица. Впрочем, их роль сведена к минимуму, потому что на сей раз в спектакле участвуют все зрители. Каждый из них получает в руки пульт управления с несколькими кнопками, и на огромном игровом экране, висящем на сцене, схематически отображается весь зал — любой зритель обозначен кружком. Экран превращается в игровое поле, и несколько сотен кружков-участников в течение полутора часов прыгают и катаются туда-сюда, складываясь в сообщества.
Предметом игры в "Best before" становится, собственно говоря, сама жизнь — ее как раз и предстоит прожить зрителям. Публика занимается лишь тем, что отвечает на поставленные со сцены вопросы, у каждого из которых всего два варианта ответов, в соответствии с которыми кружочки перемещаются направо или налево. Есть шанс простыми решениями заново смоделировать свою личность и совместными усилиями все общество, в котором живешь. Страна, где на один вечер всем нам по воле Штефана Кэги и Хельгард Хауг предстоит оказаться, называется Bestland, так что и про себя грешным делом думаешь: может, сам стану "better" хотя бы на пару часов. Не тут-то было.
Первый вопрос: определите ваш пол, мальчики — направо, девочки — налево. Потом вопросы становятся все более и более "общественными": как делить налоги, принимать ли в страну иностранцев и т. д. Механизм принятия решений явлен здесь во всей своей простоте и даже наготе. А со сцены время от времени объявляют: вам уже столько-то лет, а вот уже столько-то, и еще старше, и еще. В старости проблемы вновь сводятся к собственной личности. Когда залу переваливает за девяносто, со сцены участливо предлагают: не хочет ли кто-то покончить жизнь самоубийством? И изрядное количество кружочков просто исчезает с игрового поля. Потом уже ничего не спрашивают, до ста семи лет доживает лишь один кружок — на моем спектакле им оказалась женщина средних лет на балконе, и лишь когда и он пропадает, на экране загорается надпись "игра окончена".
Концу одной реальной, а не виртуальной человеческой попытки создать на земле Bestland посвящен еще один спектакль "Римини протокол". Изначально Хельгард Хауг и Даниэль Ветцель собирались сделать работу на тему отношений Германии и Чехии. На ныне виртуальной границе между двумя странами они обнаружили городок, в котором живут выходцы из Вьетнама. Некоторые из них стали экспертами в новом спектакле, и именно их судьбы стали своеобразными поляризаторами темы крушения социализма в конце 80-х годов. На сцене — прилавки с вещевого рынка, основное занятие эмигрантов и есть мелкая торговля (как оказывается, "золотым веком" для торговли, особенно сигаретами, как раз и были годы падения коммунизма), но в том, что бежавшие когда-то из опустошенного войной Вьетнама люди приторговывают посреди Европы контрафактным американским камуфляжем, заключена особая насмешка судьбы.
Когда-то все они разными способами оказались в ГДР и социалистической Чехословакии, и у каждого из них был момент, когда требовалось окончательно выбрать, возвращаться ли на родину, получив выездное пособие, или оставаться в странах, стремительно перестававших быть "братскими". Образ "старшего брата" в спектакле "Vung bien gioi" воплощает немецкий пенсионер Карл-Хайнц Катерт. Сейчас ему за восемьдесят, а когда-то он был пограничным офицером, потом — специалистом по работе с вьетнамскими гастарбайтерами в ГДР. Некогда бывший грозным вершителем судеб этих бесправных людей, сегодня он, улыбчивый и медлительный, выглядит среди вьетнамцев как добродушный дедушка. Его игра, в сущности, уже давно окончена. А они, так толком и не выучившие немецкий и чешский, остаются для обеих стран нежеланными детьми, игры которых всегда кажутся окружающим не совсем законными.