Выставка авангард
В Московском музее современного искусства на Петровке открылась ретроспектива Александры Экстер. Она не отличается размерами и полнотой: представлены преимущественно русский период и работы из российских собраний. Но учитывая, что выставок великой авангардистки в Москве не было лет двадцать, это и правда большое событие, считает АННА ТОЛСТОВА.
Так могла бы, а точнее, должна была бы выглядеть ретроспектива Александры Экстер (1882-1949) в Третьяковке или Русском музее. Привезены вещи из тринадцати российских музеев: Третьяковской галереи, Русского, ГМИИ имени Пушкина, Театрального музея имени Бахрушина (оттуда больше всего работ), РГАЛИ, картинных галерей Астрахани, Вологды, Саратова, Краснодара, Ярославля, Ростова Великого, Серпухова, Нижнего Тагила. Несколько эскизов и картин из самого ММСИ. Кое-что взято у частных коллекционеров, но если речь идет о коллекции Валерия Дудакова и Марины Кашуро, так это уровень не ниже музейного.
Очень чистая экспозиция и в плане структуры (куратором выступил главный отечественный специалист по искусству Экстер доктор искусствоведения Георгий Коваленко), и в плане деликатного и неназойливого дизайна (оформлением занимался знаменитый сценограф Борис Мессерер). Анфилада залов графики, которая тут преобладает, идет навстречу анфиладе залов живописи, все построено по хронологическому принципу, театральные эскизы сменяются книжной иллюстрацией, кубистические натюрморты — беспредметными композициям, а те — дизайнерским ар-деко, графика и живопись смыкаются на 1930-х годах: работ эмигрантского периода Экстер, покинувшей СССР в 1924 году, в российских собраниях немного. Лакуны отчасти компенсирует выпущенная к выставке вместо каталога монография Георгия Коваленко — это, кажется, самое подробное исследование творчества Александры Экстер из доселе изданных. В общем, совершеннейшее благолепие.
Однако нельзя не заметить, что на этой ретроспективе сошлись художник и музей, репутации которых не раз были под угрозой. Антикварный рынок привык к скандалам с подделками русского авангарда. Но такого, какой случился в прошлом году с наследием Александры Экстер во Франции, когда полиция арестовывала выставки, работы с треском снимались с аукционов и ярмарок, а главные французские экстероведы тем временем судились, обвиняя друг друга в мошенничестве, не было давно. Один из них, Андрей Наков, даже разослал музеям — участникам московской ретроспективы письма с призывом бойкотировать ее, поскольку в собрании ММСИ якобы есть сомнительные вещи.
Что касается ММСИ, то его коллекция русского авангарда в целом не избежала скандалов: два года назад во время японских гастролей музея парижский комитет Марка Шагала не признал подлинность трех приписывавшихся художнику картин, и они были сняты с экспозиции. Да и в отечественной музейной среде эта коллекция стояла особняком, на серьезные выставки ее не брали, крупные музеи свои работы ММСИ не давали.
И нынешняя ретроспектива, на открытии которой вместо обычной вернисажной тусовки присутствовал чуть ли не весь научный штат Третьяковки, НИИ РАХ и Государственного института искусствознания в полном составе,— это прорыв. Не в том смысле, что произошло возвращение искусства Александры Экстер российской публике — для этого нужно было бы привлечь западные и украинские собрания. Просто этим обстоятельным, научно фундированным проектом ММСИ начал реабилитироваться в глазах профессионального сообщества. Разумеется, можно сказать, что таким образом ММСИ вводит собственную экстеровскую коллекцию в научный оборот. Но даже если когда-нибудь что-нибудь из выставленного сейчас на Петровке и признают фальшивками или неверно атрибутированными работами, это будет естественный процесс — такое происходит с самыми уважаемыми музеями.
К сожалению, все это изрядно отвлекает от самой Александры Экстер. Здесь, увы, нельзя во всей полноте оценить ее живопись, и, возможно, впечатление складывается неверное. Только, глядя на ранний бубнововалетский кубизм и поздний ардекошный неоклассицизм, думаешь, что время ее расцвета было очень кратким — с середины 1910-х до середины 1920-х. Это был период чистой беспредметности — разбитной, витальной и знойной до одури "цветодинамики", напоминающей о круге Робера Делоне. И хотя в те годы она, ранее много путешествовавшая по Европе, учившаяся и жившая в Париже, работала в Киеве, Одессе и Москве, была лишена контактов с западными кубистами и футуристами и, напротив, много общалась с супрематистами и конструктивистами, эта прививка парижской школы не давала ей заразиться малевичевским сектантством. Кажется, ее искусство двумя ногами стояло на французской земле, веря в чистую пластику, форму и цвет и не слишком доверяя мистическим откровениям и утопическим мечтаниям. На то же время — с середины 1910-х до середины 1920-х — выпадают и самые удачные ее работы в театре. За кадром осталось то, что она делала для Брониславы Нижинской, зато исчерпывающе представлены все ее эскизы к спектаклям Камерного театра Александра Таирова, от "Фамиры Кифареда" до "Ромео и Джульетты". Целых четыре зала отданы под эскизы костюмов с раскладывающимися яркими веерами, плащами и юбками из фондов бахрушинского музея. Здесь становится совершенно очевидно, что если говорить о театральном костюме, то в русском искусстве было две вершины: Лев Бакст и Александра Экстер. И это еще вопрос, какая выше.