"Дядя Ваня", поставленный знаменитым литовским мастером Римасом Туминасом,— безусловно, самый серьезный спектакль вахтанговцев за последние лет пятнадцать и, возможно, лучшая в сегодняшней Москве чеховская постановка. Режиссуру Туминаса, в принципе, отличает парадоксальность и непредсказуемость мышления, что особенно ярко проявляется в его интерпретациях классики. Чеховские "сцены из деревенской жизни" не стали исключением.
Настроение этого "Дяди Вани" довольно сумрачное. То, что лучшие дни обитателей усадьбы Войницких позади, подчеркнуто декорацией Адомаса Яцовскиса: посреди жилой комнаты стоит верстак (персонажи за ним выпивают и занимаются на нем любовью); есть еще безнадежно заржавевший плуг и пианино, покрытое многолетней пылью; в саду виднеется скульптура льва — знак ушедшего величия. Люди словно доживают в этом безнадежно запущенном пространстве. Иногда герои спектакля, прежде чем сделать или сказать что-то, на секунду замирают, точно они сами не уверены в том, что сейчас с ними произойдет. Иногда они вглядываются друг в друга, точно не совсем уверены, кто именно перед ними. Режиссер словно отразил события драмы в кривых зеркалах инобытия — и от этого его "Дядя Ваня" получился мрачно-эксцентричным. Временами даже думаешь: не призраки обитателей усадьбы ходят по сцене? Такую тревожно-гнетущую атмосферу, созданию которой в немалой степени способствует практически непрерывно звучащая на протяжении трех часов действия причудливая музыка Фаустаса Латенаса, можно считать фирменной особенностью литовской режиссуры. Черты лица у московского "Дяди Вани" действительно подчеркнуто прибалтийские — это проявляется и в общем тоне постановки, и в чрезвычайно выразительных деталях, точных и неожиданных подробностях поведения персонажей.
Неслучайно, по-видимому, о спектакле Римаса Туминаса не перестают спорить со дня премьеры, состоявшейся в сентябре прошлого года, признавая масштаб режиссерского замысла и резко расходясь в его оценках. Некоторых критиков, к примеру, смущает обилие комических гэгов в игре артистов, хотя все же надо признать, что преобладают в постановке все-таки не аттракционы, а парадоксальные психологические ходы.
Впрочем, и самыми эксцентричными оказались в вахтанговском "Дяде Ване" персонажи второго плана. Скажем, престарелая нянька Марина превратилась здесь в молодящуюся звонкоголосую напудренную кокетку. Телегин обрел чаплинский котелок и клоунскую резкость повадок, потеряв добросердечность русского приживала. "Старая галка" Марья Васильевна в темном парике-каре и длинном платье, подол которого она, впрочем, всегда готова гордо задрать, словно только что сошла с кабаретных подмостков,— Людмила Максакова отважно отыгрывает комическую влюбленность своей героини в профессора Серебрякова, за которым эта дама-вамп готова носить портфель.
Роль профессора Владимир Симонов довел до остроты откровенной карикатуры. Уж если герой бездарь и дурак — то это буквально написано у него на лбу, любую мелочь он изрекает как откровение, ходит как памятник самому себе. Елена Андреевна Анны Дубровской холодна, красива и неприступна — светит, да не греет; они с профессором образуют удивительно гармоничную пару. Астров Владимира Вдовиченкова выглядит этаким брутальным ковбоем, бравирующим своим плебейством.
Что касается самого дяди Вани, то это главная удача спектакля — и лучшая за многие годы театральная роль Сергея Маковецкого. Так и не выросший, но уже постаревший ребенок, непосредственный и наивный, в каждый момент готовый, что его сейчас накажут, этот дядя Ваня словно спорит с обвинительной по отношению к персонажу театральной тенденцией последних лет. Герой Маковецкого — симпатичный недотепа, очень искренний, чистый человек. Рисунок роли вроде бы прост, но по сути-то как раз труден: оправдать его под силу только очень большому артисту. После финального монолога, произнесенного скорее как проклятие, нежели как утешение, Соня мастерит из податливого дяди манекен с расставленными руками, распахнутыми глазами и неестественно растянутой улыбкой. Жизнь дядя Ваня провел с широко закрытыми глазами, смерть — а ничего, кроме нее, темнота, в которую он отправляется, значить не может — встречает с широко открытыми.
Национальный театр имени Франко / 2-3 (19.00)