Только классика, без извращений

Вчера в Каннском конкурсе показали первую русскую картину «Счастье мое», которую принято осторожно называть «русскоязычной», но чисто из юридических соображений. На самом деле фильм проживающего в Германии украинца Сергея Лозницы - абсолютно российский, хоть и нет в нем ни одной русской копейки.

Свой игровой дебют известный документалист решил построить тоже по документальному в общем-то принципу: перенести на свой экран реальность, подсмотренную им в наиболее заметных русских фильмах последних лет, смонтировав ее фрагменты так, чтобы из них складывалось какое-то самостоятельное повествование, не сводящееся к простой сумме цитат. С этой точки зрения название фильма «Счастье мое» отсылает к поговорке «Нахальство – второе счастье», если учесть ту смелость, с которой Сергей Лозница пересказывает чужие анекдоты как лично придуманные, не без оснований рссчитывая на то, что в каннской компании на плагиате его никто не поймает. К тому же всегда можно возразить, что никакой это не плагиат, а ироническое переосмысление, абсурдистский коллаж и, в конце концов, просто пародия, иногда довольно смешная.

На самом общем сюжетном плане «Счастье мое» — это «Юрьев день» Кирилла Серебренникова, метафизическая история о том, как Россия засасывает человека, поглощает его без остатка и лишает всего, что составляло его самоидентификацию. У главного героя (Виктор Немец), впрочем, с самого начала почти ничего и нет, кроме дальнобойной фуры с мукой, которая теряется где-то в среднерусском пространстве после того, как ее тормозят сотрудники ДПС, олицетворяющие в картине абсолютное зло. Герой, однако, как заколдованный, от этого метафизического зла без особых усилий ускользает и проваливается в некое параллельное измерение — сначала с помощью таинственного старичка (Владимир Головин), подсаживающегося к нему в кабину и переносящего его в свой мемуар времен Второй мировой, в котором такие же облеченные властью беспредельщики, как нынешние дэпээсники, отнимают у него чемодан с трофейным красным платьем для невесты, однако ж мстительный лейтенант успевает застрелить обидчика из окна уходящего поезда. В «Счастье моем», начинающемся с того, что какого-то человека закатывают в цемент без всяких пред- и послесловий, вообще все сюжетные линии аккуратно, даже можно сказать, педантично, заканчиваются убийством, не потому что такова эмоциональная логика, а потому что в ситуации наглого грабежа, которым занят не только режиссер, но и большинство персонажей, все сюжетные концы лучше прятать в воду.

Распрощавшись со старичком, герой встречается с малолетней проституткой в розовом топике (Ольга Шувалова, ходячая цитата из фильма Валерии Гай Германики «Все умрут, а я останусь»), которая предупреждает: «Только классика, без извращений», а потом гордо кидает ему в лицо деньги, которые он пытается ей всучить из чисто благотворительных соображений. Следующая интересная встреча героя – с тремя лесными колдырями, которые по всем внешним признакам должны зажарить его на костре и съесть, оборачивается очередным провалом в Великую Отечественную, что, наверное, можно понимать как намек на «Мы из будущего». Нюанс, правда, в том, что в военное время попадает не сам герой, а там функционируют какие-то совсем другие люди, в том числе учитель, ожидающий, что с приходом немцев у него с сельской местности наладится культурная жизнь и откроются школы (профашистское выступление этого персонажа можно, наверное, тоже понимать в юмористическом смысле, как реверанс режиссера в пользу финансирующей его Германии).

Еще какие-то два посторонних, не имеющих отношения к герою военных персонажа, обнаруживаются уже в наши дни и немножко играют в «Груз 200» — везут в машине цинковый гроб, про обитателя которого говорят, как про живого: «Пацан отвоевался уже, пацану в землю надо, он пахнет давно». Вместо земляной квартиры, однако, товарищи пытаются пристроить своего «пацана» на постой к тому дедушке, который фигурировал в начале с военными мемуарами. Герой тем временем, подзаросший бородой, обнаруживается со своей фурой уже в какой-то зимней деревне, где торгует своей мукой, а потом попадает в милицию, из которой его опять-таки чудесным образом выпускает какой-то доброжелатель-убийца, после чего совершенно уже осовевший и впавший в прострацию бывший дальнобойщик, явно переставший понимать, кто он и где находится, выслушивает от случайного попутчика (Борис Каморзин, тоже одно из недавно открытых актерских лиц российской «новой волны») выразительный монолог: «Все несчастья от того, что все лезут, блядь, куда не просят», кончающийся мудрым выводом: «Это целое искусство – куда надо лезть, куда не надо». Овладел ли этим искусством Сергей Лозница, влезший с дайджестом современного российского кинематографа в каннский конкурс, выяснится 23-го числа, пока же по окончании картины в зале можно было услышать какие-то немецкоязычные возгласы и вздохи типа «O, Russ!», со смешанной уважительно-иронической интонацией, в том смысле, что эта дикая и загадочная Русь, конечно, по-прежнему, непостижима, но в этой своей непостижимости достаточно комична.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...