В последние полтора года Большой театр завязал с экспериментами, превратившись в институцию музейного типа (чего, впрочем, от него и ждет большинство благонамеренных потребителей прекрасного). Все последние репертуарные приобретения театра относятся к разряду "исторических", отсылающих в экспозиционные залы разных эпох — вплоть до кризисного советского балета 1970-х. Сейчас Большой обратился к искусству послевоенной Франции, пригласив своего любимого хореографа Ролана Пети, поставившего в Москве "Пиковую даму" и получившего за нее Государственную премию, возобновить его ранний шедевр — 15-минутную мимодраму-дуэт "Юноша и смерть" 1946 года.
Вообще-то автором спектакля долгое время считался Жан Кокто, хотя программка к премьере четко указывала его роль: "Танцы, декорации и костюмы подсказаны хореографу Ролану Пети, декоратору Жоржу Вакевичу и костюмеру Барбаре Каринской Жаном Кокто". Определяющее влияние бывшего "дягилевца" было очевидным: тема "женщины, несущей смерть" — любимая тема "Русских сезонов"; Ролан Пети относился к дамам куда проще. К тому же герой "Юноши и смерти" — неприкаянный художник, обреченный на неразделенную любовь и мучимый экзистенциальным выбором между обманами жизни и истиной небытия — типичный персонаж Кокто. И, наконец, именно он в последний момент заменил легкую джазовую песенку "Фрэнки и Джонни", на которую хореограф уже поставил свой балет, "Пассакалией" Баха. Ролан Пети и артисты узнали об этом лишь в день премьеры. "Надеюсь, музыка будет достаточно долгой",— только и смог выдохнуть балетмейстер.
Выпестованный спектакль оказался так дорог Кокто, что он пожелал считаться его единственным правообладателем. Спор между соавторами разгорелся столь непримиримый, что дело дошло до суда. И через 12 лет после премьеры единоличное авторство Кокто было признано юридически.
Иван Васильев в балете «Спартак», 2008 год
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Ролану Пети не повезло: скромная хореография балета, принесенная в жертву эффектным мизансценам и акробатическим "бытовизмам", вызвала после премьеры наибольшие упреки. Зато расхваливали сценографа: Вакевич выстроил на сцене мансарду-ателье со всей реалистической дотошностью. Пространство под стропилами низкой крыши он загромоздил материальными доказательствами нищенской жизни художника: автопортретом Кокто в перекосившейся раме, продавленной кроватью, колченогим столом, сломанными стульями. В лабиринте быта герой играл в роковые салочки с любовницей-смертью. В момент, когда он повисал в петле под балками мансарды, житейский антураж мгновенно исчезал под колосниками: открывался неоновый Париж с Эйфелевой башней, горящей рекламой "Ситроена" и бездонным звездным небом.
Исполнитель роли Юноши Жан Бабиле — невысокий, коренастый, с внешностью скорее мастерового, чем артиста,— станцевал премьеру по-мужски сдержанно и мощно, избежав громокипящего мелодраматизма, и на следующее утро проснулся знаменитым. Сигарета и черное "каре" его партнерши — соблазнительной и непроницаемой Натали Филлиппар — стали трендом послевоенной парижской моды.
Пятнадцатиминутный балет оказался долгожителем. Спустя десятилетия все забыли и про установленное в судебном порядке авторство Кокто, и про экзистенциальную философию: каждое поколение рождало своего Юношу, влюбляющегося в доступно-неприступную Смерть. Ролан Пети, со временем ставший единоличным правообладателем балета, щедро дарил его звездам всего мира, расцвечивая свою хореографию в соответствии с их потребностями. Русским эмигрантам эта суицидальная история пришлась особенно по душе: Рудольф Нуреев и Михаил Барышников по-разному, но одинаково неистово протанцовывали свой путь к петле; их гениальность отодвигала на второй план партнерш.
«Юноша и смерть», Teatro alla Scala, 2008 год
Фото: Marco Brescia, Archivio Teatro la Scala
В России "Юноша и смерть" легально появились лишь в конце прошлого века: Мариинский театр поставил балет Пети для Фаруха Рузиматова и Ульяны Лопаткиной. Впрочем, сам хореограф эту версию не узаконил: неврастеничную патетику петербургского премьера он категорически не принимал. Вероятно, по той же причине несколько лет назад француз отверг и главного московского претендента на роль самоубийцы — Николая Цискаридзе, своего любимого Германа.
Теперь Большой театр выставил нового кандидата — полную противоположность утонченному, но несколько истеричному господину Цискаридзе. Несмотря на то что в труппе театра имеется очевидный Юноша — Вячеслав Лопатин, поразительно тонко сыгравший любовь и безумие в балете "Сильфида", завидная роль досталась Ивану Васильеву — как подарок к получению титула премьера. Обладатель гигантского прыжка и необузданного темперамента достиг высшего звания балетной иерархии благодаря своему Спартаку и Базилю. Кряжистый, простоватый, вовсе не изящный и не претендующий на интеллектуальность этот балетный пролетарий, вероятно, удовлетворил Ролана Пети: 86-летний хореограф лично приехал готовить с ним партию за 10 дней до премьеры. На роль Любовницы-смерти Большой театр отрядил свою главную приму — Светлану Захарову. И не беда, что балерина на полголовы выше Ивана Васильева и, естественно, никогда с ним не танцевала,— отношения любовников в этом балете весьма нетрадиционны. И хотя театр готовит еще три состава Юношей и Смертей, очевидно, что смотреть экзистенциальную мимодраму надо именно с этой парой — возможно, оживить балетную реликвию способен лишь такой нетривиальный кастинг.
Большой театр, 4-6 мая, 19.00