Первый канал
23 мая, 1.20
Событие недели — фильм Лорана Канте, принесший Франции, впервые с 1987 года, золото Каннского фестиваля, хотя в нем нет не то что звезд, но и профессиональных актеров, действие сводится к обыденным разговорам учителя с учениками, а камера не покидает стен школы. В оригинале, кстати, фильм так и называется — "Между стен", то есть "Взаперти". Канте экранизировал книгу Франсуа Бегодо, школьного учителя, а по совместительству — модного писателя, певца, актера, продюсера и кинокритика журнала Playboy. Педагогические методы Бегодо и его страсть к саморекламе вызывают восторг не у всех французских педагогов, но, в конце концов, практика Бегодо — это его практика, а фильм — нечто иное. Канте — отличный режиссер, мастер насыщать банальную повседневность саспенсом. Только этот саспенс не криминальный, а обусловленный социальными противоречиями, точнее говоря, социальным абсурдом. Ситуация, изображенная в фильме, в России наверняка спровоцирует самые вульгарные реакции почти расистского толка. Франсуа (Бегодо) преподает французский язык в школе не самого благополучного парижского округа: "чистых" французов в классе раз-два и обчелся, здесь учатся африканцы, антильцы, арабы, китайцы. Кто-то старается, но большинство полагает, что галльские языковые изыски — пустая трата времени, что знает жизнь лучше учителя, что употребление им во фразах-примерах только французских имен — проявление расизма, да и вообще он, наверное, "пидор". Но величие французской национальной идеи "свобода, равенство, братство", которую Канте воплощает без всякого нажима, заключается в том, что ни на секунду не ставится под сомнение одна истина: все эти дети — французы, и только терпение таких, как Франсуа, задолбанных жизнью учителей способно сформировать из них граждан. Хотя процесс этот бесконечный, а плоды его, как правило, неосязаемы. Финал открыт: Канте, хотя в "Классе" много микроновелл, не стал подчинять жизнь сценарным схемам. И доказал, что французская традиция режиссерской работы с детьми по-прежнему жива. Все эти 15-летние Сулейманы, Бураки и Хумбы отменно сыграли самих себя: вряд ли Канте мог сделать больше для утверждения "свободы, равенства и братства".
"Культура"
18 мая, 10.50
"Личные дела милого друга" (The Private Affairs of Bel Ami) — 1947
Фильм Альберта Левина опровергает все расхожие пошлости о примитивизме Голливуда: это лучшая в истории кино экранизация Ги де Мопассана. Никакой развесистой клюквы: Левин передал не букву, но дух французской "прекрасной эпохи", блестящей, бесчестной, опереточной, мелодраматической, трагической. Левин (1894-1968) вообще был наделен уникальной культурной чувствительностью скорее французского толка, что странно для удачного продюсера, для души поставившего всего шесть фильмов, включая образцовую экранизацию "Портрета Дориана Грея" (1945) и сюрреалистическую романтическую фантазию "Пандора и Летучий голландец" (1951). Джордж Сандерс так же точно, без нажима, играет честолюбца Жоржа Дюруа, для которого постель очередной соблазненной им женщины — новая ступень карьеры.
НТВ
21 мая, 23.40
"Подмена" (Changeling) — 2008
Клинт Иствуд снял очень странное ретро на основе реальной трагедии, случившейся в Лос-Анджелесе в 1928 году. У матери-одиночки телефонистки Кристин Коллинс (Анджелина Джоли) пропал 9-летний сын Уолтер. Коррумпированные и наглые "оборотни в погонах" подсунули ей чужого ребенка: дескать, "за время пути собака могла подрасти", а мальчик — радикально измениться. Когда же Кристин взбунтовалась, против нее развязали газетную травлю, а потом упекли в психушку, где она встретила таких же жертв произвола. Благодаря солидарности священника (Джон Малкович) и других простых калифорнийцев из психушки она выбралась, а городскую полицию свирепо зачистили. Впрочем, в реальности уволенные из полиции "оборотни" были вскоре без огласки реабилитированы. Уолтер же, как выяснилось, стал жертвой серийного садиста Гордона Норткотта (Джейсон Батлер Харнер), повешенного за убийство двоих детей, хотя сам он признался в 20 убийствах. Будь фильм подписан другим режиссером, никаких вопросов к нему бы не возникало, но в творчество Иствуда он как-то не вписывается: слишком голливудский, слишком отстраненный. Мало того, "Подмена" местами вызывает почти неловкость за режиссера: из-под ретро-обертки выглядывает эстетика трэша. Раз за разом маньяк взмахивает топором, кромсая тело ребенка. Камера вслед за полицейскими заинтересованно разглядывает извлеченные из земли детские кости и ботинки. Голую Джолли истязают в психушке. И что совсем уж не мотивировано никакой художественной логикой, гневные обличения священником нравов полиции иллюстрированы кадрами бессудных расстрелов на ночных улицах. Впрочем, Иствуд — великий режиссер, последний американский классик, и снимать может все, что ему заблагорассудится, даже трэш.