Каннский фестиваль открывается с премьеры "Робина Гуда" Ридли Скотта. Эксклюзивное интервью с исполнителем главной роли Расселом Кроу — "Огоньку".
— Рассел, расскажите, пожалуйста, о том, как вы и режиссер Ридли Скотт готовились к постановке новой версии "Робина Гуда".
— Наш с Ридли первый разговор на эту тему был о том, существует ли по-настоящему замечательная киноверсия легенды о Робине? Наше заключение было таким — такой версии, которая бы навсегда запала в сознание людей, нет.
Нам показался интересным вариант, где Робин возвращается из Крестового похода в составе армии короля Ричарда Львиное Сердце, в которой он был простым лучником. Поскольку легенда о Робине Гуде не основана на биографии какого-то одного реального человека, на реальных фактах, мы придумали историю Робина, которая на экране занимала бы около 8 часов. И для себя решили, что если достаточное количество зрителей заинтересуется началом этой истории, то мы тогда сделаем ее продолжение.
— Неужели от привычной нам легенды ничего не осталось?
— Я думаю, что центральной, вечной идеей Робина Гуда, независимо от того, где и на каком языке легенда пересказывается, было и остается то, что он отнимает добро у богатых и отдает его бедным. Людям нравится верить в то, что есть некто, кто переменит баланс в их пользу. Не случайно и мне история Робина Гуда запала в душу с детства — и именно с этими акцентами. Но я знал, что, если не будет свежего поворота, я сниматься не буду. История Робина — одна из самых давних из тех, что рассказаны на английском языке. И она заслуживает уважения. Но если сегодня нужно оживлять легенду, то следует исходить из того, что все, что мы знаем о Робине,— вполне объяснимая ошибка. Новый взгляд должен был быть отличным от всего того, что было сделано ранее. Чтобы приготовиться к роли, я прочел более 30 существующих книг о Робине Гуде и периоде конца XII — начала XIII века, времени, в котором живет наш герой.
Мы представили себе человека, который с крестоносцами прошел всю Европу, воевал на Ближнем Востоке. Он видел, как живут люди в разных частях света. И, вернувшись в Англию, обнаружил, что в стране один из самых репрессивных режимов. У моего Робина далеко не такая уж простая социальная мотивация — он не просто этакий благородный разбойник. В нашей версии им поначалу движут вполне эгоистические мотивы. Мой Робин — человек, который находится в процессе самопознания. Он попадает в ситуацию, которая, если так можно выразиться, куда грандиознее его самого. И это помогает ему осознать, кто он такой на самом деле.
Фактически, мы взяли только имя — Робин Гуд. Нам показалась интересной идея, что он постоянно использует маскировку и обман. Все время притворяется кем-то иным. Меняет костюмы. Выдает себя за благородного рыцаря Роберта Локсли, чтобы достичь определенных целей. Из чисто прагматичных, далеко не благородных соображений. И только потом судьба распоряжается так, что Робин становится иным. Именно через Робина мы анализируем отношения между властью и ее субъектами. Вот что нам было интересно "вытащить" из почти тысячелетней истории моего героя.
— Вы видели предыдущие фильмы о Робине Гуде?
— Да, я как раз в процессе подготовки к нашему фильму пересмотрел версию с Эрролом Флинном 1938 года. И твердо решил, что я уж точно не буду, как он, упирать руки в боки и раскатисто хохотать (изображает, как смеется Флинн в фильме).
«Мой Робин — человек, который находится в процессе самопознания. Он попадает в ситуацию, которая куда грандиознее его самого»
— Современные приключенческие фильмы должны конкурировать с картинами-блокбастерами, основанными на компьютерной графике. Знаю, что и ваш фильм не чужд этому, но видно, что это именно вы и ваши коллеги-актеры скачете на лошадях, сражаетесь на мечах и стреляете из лука. Это было физически трудно для вас?
— Не без этого... Да, мне приходилось вертеться на коне среди 900 других всадников, фехтовать на мечах в воде по пояс, стрелять из лука. При этом иногда довольно оживленно обсуждать сцену с Ридли Скоттом. Но, с другой стороны, это ведь фан. Тем более я люблю лошадей и умею с ними обращаться — у меня ведь ферма в Австралии. Стрелять из лука я учился недели три и даже увлекся этим спортом. Кругом не было никакой цивилизации — линий проводов, трафика. Все выглядело как 800 лет назад. Это помогало мне и чувствовать и делать все так, как нужно. На что можно жаловаться? Такая работа — просто удача!
— Это ваш пятый фильм с режиссером Ридли Скоттом. Расскажите, как у вас это получается, ведь вы оба, как известно, мужчины с характером?
— Ну, он меня раньше слушался (смеется)... Потому что он раньше не знал меня (смеется). Но сейчас, когда он меня знает, мы оба знаем, что к моменту, когда прозвучит команда "мотор!", мы со всем разберемся. Если серьезно, то с годами наши отношения развились. Они развивались по мере того, как мы ставили перед собой все более сложные задачи. "Робин Гуд" — одна из таких сложных, может быть, самая сложная на сегодняшний день задача. Понимаете, я люблю работать с Ридли. Я знаю, что, когда я приду на площадку Ридли, вся инфраструктура будет подготовлена. Я знаю, что, даже если мы снимаем очень дорогую в производстве картину, Ридли не потратит ни одного доллара больше, чем необходимо. Он очень ответственен в плане финансов. Ридли точно знает, сколько ему нужно отрубленных голов для данной сцены. Он знает, что у него есть в распоряжении и как с этим поступить. Он все точно знает. Это только кажется, что в "Гладиаторе" и в "Робине Гуде" нет особых спецэффектов компьютерной графики. Ридли Скотт внимательно следит за развитием технологии, за новинками в области цифровой техники. Другое дело — он все это применяет так, что зритель этого не замечает. У него все работает на то, чтобы получилось полотно истории. Поверьте мне, я был на съемках у других режиссеров, которые понятия не имели об инфраструктуре картины. Как мы работаем вместе? Да, у нас бывают разногласия, но мы не орем друг на друга, как пишут в газетах. В этом нет никакой нужды. У меня бывает свое мнение, у него свое, но к моменту, когда пора снимать сцену, мы приходим к общему пониманию — и никаких проблем не возникает. Потому что к этому времени мы пришли к согласию в результате дискуссии. Работать с Ридли, одним из величайших художников нашего времени, настоящая привилегия! На его площадке проблемы возникают только тогда, когда кто-то сует свой нос между его кистью и его полотном. Я просто люблю работать с ним, вот и весь секрет нашего многолетнего сотрудничества.