В Малом зале Филармонии выступил великий голландский клавесинист, один из отцов-основателей мирового движения "исторически информированного исполнительства" Густав Леонхардт. Его концерт должен был стать финишем фестиваля "Окно в Нидерланды" 18 апреля. Из-за закрытия европейского воздушного пространства маэстро, как и многие звезды самых разных жанров и направлений, прилететь в Россию не смог. Однако уже спустя 10 дней петербургской публике удалось наверстать стихийно упущенное. Слушала ОЛЬГА КОМОК.
82-летний Густав Леонхардт — не просто клавесинист, органист и дирижер, который занимается "исторически информированным исполнительством" 60 лет. Он из тех, кто в ответе за наше нынешнее музыкальное сознание, раздвоенное между так называемой классикой и давно уже равноправным ей, а в иных случаях куда более привлекательным аутентизмом, то есть миром старинной музыки, которая исполняется "как это было тогда". Популистский, но от этого не менее существенный штрих к биографии — Леонхардт сыграл роль самого Баха в одном культовом художественном фильме.
Фактическая программа концерта отличалась от анонсированной. В первом отделении — французы, немец, англичанин. В одном из интервью господин Леонхардт как-то сказал (разумеется, о музыке): "Французы во всем держатся середины, очень аккуратны, никакой страсти и никакой работы... У немцев, пожалуй, подход всегда наиболее глубокий, при этом они любят создавать себе проблемы, всякие трудности". Вот так оно и звучало. Сюиты Франсуа Куперена и Жана Анри Д'Англебера — ясная, благородная музыкальная плоть без излишеств, где надо — ритмическое подчеркивание танцевальности текста, где не надо — чуть ли не буквальное звуковое описание процесса мышления. Токката немца Иоганна Каспара Керля совсем не то — это трудами праведными вымоленный гимн класса "чрез тернии к звездам". Сюита "главного старинного" английского композитора Генри Перселла — опять другое: атмосфера самого светского на тот момент (последняя треть XVII века) государства выведена просто-таки по нотам. Изысканно поданные театральные песенки, как бы простенькие пьесы для домашнего употребления.
Вся эта старинная национальная рознь отчетливо слышна, но создана мельчайшими штрихами, как будто без участия личности исполнителя. Во втором отделении господин Леонхардт окончательно самоустранился — играл хрестоматийные маленькие вещи Иоганна-Себастьяна Баха, которые разучивают в детских музыкальных школах, с особой строгостью, почти трескуче. Но манифестом знаменитой "объективности" мастера стали, пожалуй, все-таки два Граунда Генри Перселла. Склонная к сентиментализму душа от них обоих раздулась бы до небес: трогательнейшая мелодия, скромный, но душещипательный аккомпанемент.
Ученики Густава Леонхардта, коим несть числа, часто поддаются веяниям моды. Нынче, например, модно играть все, что угодно, очень быстро, с нажимом, с театральной аффектацией — так, что клавесин чуть не разваливается под пальцами. Господин Леонхардт до этого не опускается. Его темпы — медленные. Его подача — как бы игнорирование публики, мол, тут "звезда с звездою говорит". Самое время сравнить его концерт с последними концертами Святослава Рихтера, коим корреспондент "Ъ", по счастью, был свидетелем.