Фестиваль фотография
В Галерее искусств Зураба Церетели на Пречистенке открылась очередная порция выставок "Фотобиеннале-2010", сделанных Московским домом фотографии при поддержке MasterCard, Volkswagen и "Новатэка". Проект "Аркадий Шайхет. Начало. 1923-1927" произвел на АННУ ТОЛСТОВУ наиболее сильное впечатление.
Большинство фотографий на выставке, сделанной внучкой классика советского репортажа Марией Жотиковой, публика никогда не видела: негативы лишь недавно удалось изъять из архивов ФСБ. В 1927-м Аркадий Шайхет (1898-1959) по доносу коллеги загремел в Бутырку, и, хотя огоньковский главред Михаил Кольцов сумел вызволить своего фотокора, его произведения так и осели в НКВД. Речь идет о самом начале карьеры будущего классика, который только-только приехал в Москву и из ретушера в фотоателье "Рембрандт" решил переквалифицироваться в репортера. Ретушерские навыки ему пригодятся попозже — в 1930-е и 1940-е, когда окружающую действительность придется приводить в соответствие с эстетикой "Кубанских казаков", иногда буквально видоизменяя натуру. Как в случае с героическими летчицами Гризодубовой, Расковой и Осипенко, которых перед съемкой приодели в Торгсине за редакционные деньги. Но сейчас он осваивает репортерское дело — честно и весьма успешно: наряду с современными отпечатками с шайхетовских негативов и "контрольками" выставлены репродукции обложек "Красной Нивы", "Московского пролетария" и "Огонька" — начинающий фотограф работал в ведущих изданиях страны. Однако этот успешный старт был не таким, каким его обычно представляют.
Принято считать, что Шайхет в молодости был не чужд конструктивизма. На выставке есть выдающиеся образцы родченковских ракурсов, но на общем фоне они смотрятся неорганично. Видно, что конструктивистский пафос давался Шайхету, как и его героям, через силу — правильные атлеты а-ля Дейнека появятся у него уже после отсидки. Пока же даже такой благодарный материал, как парады на Красной площади, выглядит совсем не жизнеутверждающе: нестройная колонна сутулых велосипедистов, неказистые красноармейцы, раскормленный Буденный, неспортивные комсомолки. Никакой динамики и воодушевления. Кажется, его проблема была в том, что он подходил к объекту слишком близко и фронтально, как передвижник.
У раннего Шайхета действительно был передвижнический, перовско-мясоедовский взгляд на мир: сострадательно-сентиментальный, обращенный не столько на коллектив, сколько на его конкретных представителей, в образах которых фотограф поднимается до масштабного обобщения. Не случайно в цикле "Шатура дала ток" (1925) лучше всего вышла легендарная "Лампочка Ильича" со стариком, изумленно вертящим чудо техники, свесившееся с потолка его избы, в руках. Коллектив же выглядит растерянным и несплоченным, как на групповых зарядках, солнечных ваннах, экскурсиях и слушаниях радио в красном уголке из большого репортажа про открытие крестьянского курорта "Ливадия" (1925). И с извечной крестьянской покорностью обреченно тянет руки вверх на снимке "Единогласно" (1925) с выборов в местные советы деревни Поворово Бедняковской волости.
На выставке есть хроника больших политических событий: митинг протеста по поводу убийства Воровского, похороны Фрунзе и Дзержинского. Но гораздо лучше у Шайхета выходил социальный репортаж. Про коммуны для беспризорников с чумазым чертенком, которого отмывают в ванне. Или про первые детские сады на селе с демонстрацией карапузов, приунывших под транспарантом "Мы отпустим мать на грядку и пойдем на детплощадку", пока колонна матерей с граблями марширует в поле. И крестьяне-ходоки в приемной "всесоюзного старосты" Калинина, безнадежностью и трагизмом напоминающие картину "Земство обедает", сообщают об эпохе гораздо больше, чем официозная встреча "всесоюзной вдовы" Н. К. Крупской с рабочими.
Начинающему репортеру лезло в кадр совсем не то, что полагалось снимать. Он вдобавок оказался поэтом нэпманской Москвы — с первыми автобусами, грандиозной барахолкой Сухаревского рынка и "Забастовкой у частника", где витрина магазина "Обувь Красильникова" на Мясницкой увешана объявлениями "Бойкот". Даже в серии "Работа рук" (1926) рядом с трудовыми мозолями забойщика скота, кружевницы и скульптора у него появляются гладкие ручки маникюрши. Что уж и говорить о материале про 3-ю Советскую Нижегородскую ярмарку, где первые "добролеты" соседствуют со старорежимными каруселями. Впрочем, как показывают рассекреченные архивы, донос на Шайхета написали не за мелкобуржуазность, а из элементарной зависти.