Хоть один человек от двух миллионов сотрудников спецслужб может что-то внятное сказать?
"Каждый раз, входя в метро, я теперь крещусь",— пишет читательница. Каждый человек и общество в целом травмированы всем случившимся 29 марта. Первый рецепт работающих с жертвами психологов — нужно разговаривать. Кто же на этой ужасной неделе разговаривает со страной, с городом, с радиослушателями и телезрителями? Сами журналисты главным образом и разговаривают. Вдруг со всей очевидностью оказалось, что у милиции, прокурорских, следователей, ФСБ кроме каких-то кукол, которые зачитывают нам по бумажке номера статей Уголовного кодекса и обстоятельства задержания, других говорящих голов нет. И речь не о раскрытии страшных тайн следствия (хотя какие уж тайны, когда взрывается Лубянка), а о том, что стране просто нужно объяснять логику действий тех, кто ее охраняет. Общество, которое тратит на своих милиционеров и чекистов десятки миллиардов долларов, не может ограничить общение с ними праздничными концертами к Дням. И меня никто не убедит, что есть страшные инструкции и запреты, которые никакому спикеру не перешагнуть. У Службы внешней разведки никак не меньше тайн, чем у милиции, но когда СВР руководил Евгений Примаков, мы все довольно ясно представляли позицию разведчиков. А может быть, просто пресс-секретарь у нас не может быть красноречивей начальника, а то, не дай бог, подумают, что он и умней? Тогда найдите для разговора с аудиторией ветеранов со знаниями и умением общаться. Вообще, диалог в режиме "вовремя сдавайте налоги, а остальное не ваше дело" — это разве касается в России только спецслужб и милиции?
До встречи!