Фестиваль фотография
В Манеже официально открылся VIII Международный месяц фотографии в Москве "Фотобиеннале-2010", в этом году Франции в России проходящий под девизом "Vive la France!". Весь подвальный этаж занят выставками Андрея Безукладникова, Мартины Франк, Элиота Эрвита, Петера Линдберга и Паоло Роверси, сделанными Московским домом фотографии при поддержке MasterCard, Volkswagen, НОВАТЭКа, Capital Group, BSVG и Martini. Центральное событие французской программы — ретроспектива Анри Картье-Брессона. Рассказывает АННА ТОЛСТОВА.
Его выставки у нас не то чтобы редкость: в середине 1990-х в обеих столицах прошли ретроспективы, в 1986-м Союз художников СССР устроил персоналку, каталог составлял Савва Ямщиков — тогда на родине Родченко фотографию за искусство не держали. Анри Картье-Брессон — в молодости беспартийный коммунист, как все порядочные французские интеллектуалы,— был другом Советского Союза. И оказался первым западным фотографом, в Советы допущенным — в 1954-м, спустя год после смерти Сталина. Приезжал еще раз, в 1972-м, за три года до того, как навсегда бросил камеру, ездил по стране: Москва, Ленинград, Сибирь, Прибалтика. Вскоре вышла книга — "О России". "Советского" Картье-Брессона Московский дом фотографии показал десять лет назад (он еще был жив), но и сейчас в Манеже есть три русских вещи. "Столовая для строителей в "Метрополе"" (1954) — не очередь к раздаче, а дефиле людей в спецовках посреди увешанной портретами вождя народов и прочим агитпропом залы. "Иркутск" (1972) с лагерного вида мужиками, рассевшимися под забором на заснеженной обочине живой картиной в духе передвижников. "Петропавловская крепость" (1973) с гражданином в трусах, загорающим у стены,— лед на Неве еще не сошел. Пусть добрая половина отечественных фотографов называет его своим учителем (а Ольга Свиблова — крестным отцом "Фотобиеннале"), пусть его тексты переведены на русский, а снимки выучены наизусть. Все равно очередная ретроспектива — счастье. Тем более что куратором выступил Робер Дельпир — проповедник фотографии как искусства, основатель легендарной серии Photo Poche (в Манеже можно посмотреть документальный фильм Сары Мун "Робер Дельпир. Человек, показывающий картинки"). Так что 133 кадра, прошедшие двойной фильтр Брессона--Дельпира, это creme de la creme.
Сезанновский афоризм "Это всего лишь глаз, но какой глаз!", относящийся к Клоду Моне, вполне подходит и к Картье-Брессону. Он и правда всего лишь глаз: никогда не печатал своих снимков сам, не химичил с солями и эмульсиями, не колдовал над бумагой — кажется, вся магия материала, роднившая фотографию с гравюрой, была ему совершенно безразлична. Не признавал манипуляций: ни с реальностью — никаких постановок, ни с негативом — никакого кадрирования. Именно поэтому потерпел фиаско в модной фотографии, зато стал образцом фоторепортажа на все времена. Все его оружие — 35-миллиметровая Leica и пресловутый "решающий момент". С которыми он выходил на охоту, как бы в подтверждение идеи Сьюзан Зонтаг, что фотография — это присвоение объекта, и бил по цели, уловив в ней нечто такое, что позже Ролан Барт назовет пунктумом. Когда две грузные матроны во всем черном оказываются аккурат под двумя беломраморными кариатидами, зачем-то украсившими какую-то афинскую развалюху.
"Глаз века" — назвал его биограф, но картье-брессоновский репортаж — не то, по чему можно изучать историю. Нет, конечно, дети, играющие у колючей проволоки Берлинской стены, или допрос осведомительницы гестапо — это вошло во все хроники. Когда они в "Магнуме" делили мир — кому где работать, ему достались Индия и Китай. Там было не так горячо, как в Корее или Вьетнаме, но и на его долю выпал ряд эпохальных событий: похороны Ганди, конец правления Гоминьдана. И что же — давка на церемонии кремации махатмы, давка в очереди за бесплатным золотом в Шанхае... Толпа без героя — герои у Картье-Брессона либо выхвачены из уличного потока, как евнух последней императорской династии в Пекине — этакий сморщенный китайский болванчик, либо это герои духа: Матисс, Джакометти, Сартр, Фолкнер, Труман Капоте, Эзра Паунд — на выставке много портретов. То же самое с коронацией Георга VI: обошелся без королевских особ — масса зевак, облепившая постамент колонны Нельсона, и лежащий у подножия в обрывках газет. Свалился? Сломал шею? Затоптали? Просто прилег отдохнуть?
Здесь понимаешь, что в фотографии Картье-Брессон стал тем, чем не смог, несмотря на занятия в мастерской Андре Лота и дружбу с бретоновской компанией, стать в живописи: кубистом или сюрреалистом. Когда он смотрит сверху на гармошку лестницы, планшет улицы и проносящегося по ней велосипедиста или любуется хаотическим ритмом окон, пробитых в одном мадридском брандмауэре,— он кубист. Когда собирает улики, всех этих почему-то лежащих на тротуарах, все эти странные взгляды и непонятные предметы,— сюрреалист. Но вот "Гимнастика в лагере беженцев в Курукшетре" — группа мужчин, парящих в воздухе барочным рельефом, словно бедуины у Делакруа. Наверное, когда-нибудь это признают заурядным фоторепортажем — как только заметки в газетах начнут писать стихами.