Концерт классика
В Большом зале филармонии на XIX фестивале "От авангарда до наших дней" силами Государственного академического симфонического оркестра Санкт-Петербурга и молодежного хора "Петербургские голоса" прозвучали два раритета советской симфонической музыки — кантата Николая Рославца "Октябрь" и "Симфонический фрагмент 1945 года" Дмитрия Шостаковича. Это было второе исполнение обоих сочинений в мире. Рассказывает ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Инициатива исполнения принадлежит дирижеру Александру Титову, который уже много лет занимается воскрешением из библиотечного забвения музыки "монументальной пропаганды" 1920-х годов и музыкальных памятников соцреализма двух последующих десятилетий. Многие из этих сочинений, по мнению дирижера, являются шедеврами, но забыты исключительно из-за своей идеологической ангажированности. Последнее является для господина Титова дополнительным мотивом в его историографических трудах. Ведь эта музыка, по его мнению, повествует о нашей недавней истории не менее информативно, чем визуальные и вербальные источники.
"Октябрь" (1927) Николая Рославца, кантата для солистов, хора и оркестра,— это плакат в звуках. Композитор-авангардист отстраняется здесь от присущего ему новаторства в музыкальном языке и работает с емкими и цепкими мелодическими формулами, присущими массовым революционным песням. Сочинение производит двоякое впечатление. С одной стороны, это яркая, исполненная энтузиазма музыкальная панорама революционных событий. Но с другой — попытка подружить массовую песню с формами академического исполнительства получилась слишком изощренной, чтобы тронуть сердце революционных масс, и слишком шаблонной, чтобы покорить эстета. До этого концерта кантата прозвучала лишь однажды и без особого успеха. Сам Рославец извлек уроки из неудачи "опрощения" и уже в следующей своей кантате "Комсомолия" (1928) дал волю авангардистской фантазии, изваяв размашистое звуковое полотно, ультрановаторское по языку и утопическое по духу, вторящее своей революционной одержимостью прозе Андрея Платонова.
Перед началом концерта художественный руководитель фестиваля "От авангарда до наших дней" Игорь Рогалев сообщил, что слушателям предстоит быть свидетелями исторического события — первого исполнения "Симфонического фрагмента 1945 года" Дмитрия Шостаковича. Это неточная информация. В год 100-летнего юбилея композитора дирижер Геннадий Рождественский уже отметился мировой премьерой этой музыки на концерте в Большом зале Московской консерватории. Название же "симфонический фрагмент" самому Шостаковичу не принадлежит. Речь идет о 322 тактах музыки на 24 партитурных страницах. Композитор начал ими в 1945 году свою Девятую симфонию, которая обещала стать памятником Победе или, как ожидала вся музыкальная общественность, "Девятой Бетховена" ХХ века. Шостакович, как известно, не оправдал этих ожиданий, предпочтя написать компактную и задорную симфонию, а эти 24 страницы несостоявшегося апофеоза так и остались в столе композитора. Тем интереснее заглянуть в этот стол теперь, спустя 65 лет.
По этому фрагменту — неспешному "собиранию сил" и постепенной концентрации звукового материала — можно догадаться, что композитор предполагал развернуть очень крупную форму. Все указывало на очередное претворение такой же композиционной механики, как и в предыдущих военных — Седьмой и Восьмой — симфониях. Но, судя по скорости развития, с еще большим масштабом. То время ставило перед Шостаковичем слишком предсказуемые задачи, и композитор опасался стать лишь инструментом их выполнения. Может быть, поэтому "симфонический фрагмент" отличает нехарактерный для Шостаковича дефицит оригинальных решений. Слишком уж это аккуратная музыка, лояльная шаблонам соцреалистического стиля. И на 24-й странице партитуры композитор бросает материал, который вряд ли вывел бы его на какие-то откровения.
Шостакович был вынужден писать много заказной музыки, и, конечно, не вся она отмечена печатью его таланта. Но к симфониям композитор относился как к своим главным детищам, поэтому первое же сомнение в качестве результата исключило для него всякие компромиссы с соцзаказом на победный панегирик. Он просто начал писать Девятую заново и с совсем другими идеями. Ее премьера вызвала недоумение и разочарование — слишком легкомысленная музыка. Теперь мы знаем, какой потере обязано ее рождение. Эта потеря, как выяснилось на концерте, не слишком велика, значительно важнее ценность 24 нотных страниц как биографического документа композитора, еще одного свидетельства того, как он умел оставаться собой в стране победившего конформизма.