Выставка современное искусство
В новом пространстве галереи Paperworks на "Винзаводе" открылась первая выставка: инсталляция "Vita Nova" скульптора Леонида Сохранского. К новой жизни приобщилась АННА ТОЛСТОВА.
Галерея Евгения Митты Paperworks начала новую жизнь, переехав с закрытой "Арт-Стрелки" на "Винзавод" и показав совсем не бумажную работу. Зато название скульптурной инсталляции Леонида Сохранского "Vita Nova", позаимствованное у Данте, вполне подходит для того, чтобы что-то начинать с чистого листа. Сама же она — с театральным светом и драматическими тенями от замысловатых объектов — выглядит таинственно и представляет собой весьма герметичный текст.
По стенам бежит черно-белый графический фриз с беснующимися, как заправские рокеры, скелетами: они бренчат на гитарах, собранных из колес, надо полагать, телеги Смерти, пьют и пляшут, жонглируя черепами и выстраиваясь в акробатические пирамиды. Образы этого danse macabre тоже заимствованы, но не в старых немецких гравюрах и не у приватизировавшего тему vanitas Дэмиена Херста, а в сувенирных мексиканских салфетках, где ацтекская иконография скрещена с хеллоуинской символикой. На пьедесталах возвышаются две пирамиды из полупрозрачных и разноцветных, как леденцы, элементов, похожих на мозг, грецкий орех или тот же череп, отчего ассоциируются с чем-то макабрическим вроде средневековых оссуариев, хотя на самом деле конструкция взята в одной старинной головоломке. Тут и там разбросаны гипсовые клубки — энергетические узлы, а в углу чудовищным осьминогом висит гомункул, выращенный вопреки алхимическим рецептам не из спермы и крови, а всего-навсего из полиуретана.
Полиэфирные смолы с добавлением совершенно непредсказуемых по реакции и результату окраски пигментов — любимый материал скульптора. В такой технике были отлиты реплики конных монументов российским императоров, показанные на выставке "Яблоки падают одновременно в разных садах": оплавившиеся, словно вырвавшиеся из потока янтарной лавы, они казались метафорой конца имперской идеи и порожденной ею традиции монументализма. На сей раз в материале важна не столько текучесть, сколько прозрачность: древние богословы рисуют Адама до грехопадения наделенным "невещественным", прозрачным телом, которое не ограничивало свободу познания пятью плотскими чувствами, и полупрозрачные пирамиды-головоломки как будто ждут идеального, сверхчувственного зрителя. Впрочем, без особой надежды: ведь идеальный зритель этой скульптуры, размышляющий об энергии, материи и форме с оглядкой на Аристотеля,— из вымирающей породы тех, кто приходит на выставку не за очередной порцией поделок в русле модных дискурсов. И как Данте в "Новой жизни" говорит о философских материях языком трубадуров, так и Леонид Сохранский в своей "Vita Nova" складывает из сувенирного китча мозаику о природе художественного мышления, которое все играет в бисер, жонглирует образами и цитатами и никак не отдаст концы, несмотря на смерть бога, автора и искусства.