Февральские переговоры комиссии Таможенного союза (ТС) России, Казахстана и Белоруссии были во многом посвящены не вопросам таможни, а подготовке базы к созданию единого экономического пространства (ЕЭП) трех стран. Премьер-министр Казахстана КАРИМ МАСИМОВ предполагает, что с 2012 года в наднациональный орган управления на базе комиссии три страны уже передадут значительную часть полномочий национальных правительств по схеме, применявшейся при создании ЕС.
— В каком состоянии сейчас находится процесс создания ТС, что является основным предметом обсуждения его участников сейчас?
— Последнее заседание комиссии на уровне ТС, прошедшее в конце февраля, оказалось достаточно плодотворным. Хотя предпосылки к ее заседанию были непростые, но к определенному консенсусу переговорщики пришли. Во время визита в Астану первого вице-премьера Игоря Шувалова мы решили закрепить договоренности, принятые комиссией, на уровне глав правительств России, Казахстана и Белоруссии.
— Известно, что именно вы выступили впервые с инициативой о создании ТС. Могли бы вы изложить историю идеи союза с вашей точки зрения?
— В 1994 году наш президент Нурсултан Назарбаев на лекции в МГУ впервые обнародовал идею создания Евразийского союза. Потом предлагались разные формы реализации этой идеи, шли обсуждения, несколько раз к этому вплотную подходили — например, в 2002 году. Но тогда это по тем или иным причинам не свершилось. В прошлом году, 9 июня 2009 года, на встрече руководителей правительств окончательно договорились по всем позициям, в том числе благодаря твердой позиции, которую занял председатель правительства России Владимир Путин.
По большому счету за постсоветсткий период это первый реальный интеграционный проект со своим наднациональным органом и очень конкретными позициями интеграции.
— Почему ТС создается именно сейчас, но ранее эти проекты не доходили до финальной стадии?
— Попыток было много, и каждый раз разные страны--участники таможенного пространства пытались получить по максимуму от ТС, не отдавая что-то важное взамен. Так вели себя все без исключения страны. Я думаю, что в первую очередь успех ТС зависел от позиции РФ, правительство России сознательно пошло на этот процесс. Та же ситуация, что и при создании Европейского союза (ЕС): крупные системообразующие страны, такие как Франция и Германия, целенаправленно шли в этом направлении.
Наверное, до этого должны были созреть. В том числе люди, которые находятся у власти. Все должны были пройти весь этот путь, чтобы понять, что интеграция все же необходима и возможна.
— Комиссия союза в феврале тем временем не столько обсуждала вопросы ТС, сколько определяла, какие сферы ее работы являются предметом ТС, а какие — ЕЭП, о котором в публичном поле говорится значительно меньше. ЕЭП рассматривается как будущее расширение ТС?
— Я лично был сторонником того, чтобы сразу создавать ЕЭП. Но тогда, если я не ошибаюсь, это было в декабре 2008 года на встрече с Владимиром Путиным, мы договорились начать все же с ТС. Идеи ТС и ЕЭП связаны очень плотно между собой. В чем, если попробовать на пальцах объяснить, разница между ТС и ЕЭП? В сферу деятельности ТС входят общая таможенная территория и внешние границы, единая таможенная, или, будем говорить так, торговая политика, то есть пошлины теперь уже по всему контуру ТС.
ЕЭП — это следующий шаг. ЕЭП — это единая конкурентная политика, единая тарифная политика по естественным монополиям и еще целый ряд политик, которые правительства суверенных государств сознательно отдают в компетенцию наднациональных органов.
— Насколько конкретны сейчас переговоры о ЕЭП, что именно в рамках этого проекта обсуждается и кем?
— Мы об этом подробно говорили с Игорем Шуваловым в Астане. 3 марта этот разговор мы продолжили с Владимиром Путиным. Я думаю, что к 21 мая, когда мы договорились вновь встретиться с членами ТС, мы вплотную подойдем уже к тому, какие конкретно сферы деятельности к 1 января 2012 года уйдут из национальных правительств в наднациональный орган.
По моему пониманию, мы уже создали организацию — комиссию ТС, которую нужно укреплять и расширять, и ей передавать часть функций государств. Речь идет о регулировании естественных монополий, тарифообразовании в этом секторе, единой конкурентной политике, энергетической политике. Это большой процесс, который должен быть подкреплен соглашениями, которые должны быть согласованы всеми странами, и они должны быть ратифицированы.
По этому пути проходил ЕС, там начинали с Европейского объединения угля и стали. У них этот процесс занял 20 лет. У нас на все про все два года — так нам президенты России, Казахстана и Белоруссии определили срок создания ЕЭП.
— Какие вопросы заранее исключены из предмета ведения ЕЭП?
— Налоговая политика должна оставаться в суверенном правительстве. В ЕС до сегодняшнего дня налоги в разных странах отличаются. В Казахстане налоговый режим гораздо мягче, более привлекательный, чем в других странах ТС. Мы считаем это своим достижением. Считаю также, что говорить о валютном союзе пока рано. Центральные банки в странах должны оставаться неинтегрированными. В далекой перспективе, наверное, этот вопрос встанет, но сейчас об этом говорить рано. Есть другие исключения: атомная промышленность к предмету ведения ЕЭП не относится, мы ведем переговоры по ряду вопросов в электроэнергетике отдельно от ЕЭП. Но во всех остальных сферах мы должны находить возможность общие позиции на территории всего ЕЭП отдать для регулирования в наднациональный орган.
— Формально союз уже заработал с 1 января. Насколько серьезным ожидается сопротивление разворачиванию ТС и созданию ЕЭП внутри стран-участников?
— Психологически создание ТС чрезвычайно сложно. Даже по тем вопросам, по которым нами уже приняты решения: например, непосредственно по таможенной службе, где все подписано, ратифицировано, есть достаточно большое сопротивление внутри. Мы не ждем того, что передача функций государств наднациональному органу будет воспринята в трех странах на ура и все будут нам аплодировать. Когда теряется какой-то рычаг госрегулирования, тому, у кого его отбирают, не очень приятно. Но в целом я абсолютно уверен, что экономики стран ТС, а в перспективе и ЕЭП выиграют.
— В какой степени создание ТС тормозится, с вашей точки зрения, проблемами в двусторонних отношениях РФ и Белоруссии?
— Мы вольно или невольно являемся свидетелями развития российско-белорусских отношений, в которых пока есть противоречия. Но руководители двух сторон — мудрые люди, будет найден компромисс. Что касается казахстанско-белорусских отношений, то они у нас в течение последнего года сильно интенсифицировались. Есть целый ряд секторов в белорусской экономике, которые мы бы хотели перенести на территорию Казахстана, и мы об этом уже договорились с Белоруссией. Например, сельхозмашиностроение у нас в Казахстане не так хорошо развито, как в Белоруссии, мы договорились, что часть новых производств будем открывать на территории Казахстана. В прагматичном подходе сотрудничество выгодно.
— По какому принципу принимаются решения в ТС?
— Это зафиксировано в соглашениях союза. Если упрощенно, в рамках ТС Россия с Казахстаном могут принять решение, которому Белоруссия будет обязана подчиниться. Россия и Белоруссия могут принять решение, которому подчинится Казахстан. Россия одна решение, с которым не согласны ни Казахстан, ни Белоруссия, принять не может. Это соотношение было выработано на основе размеров ВВП трех стран.
— Поддерживает ли Казахстан претензии Белоруссии к российским экспортным пошлинам на энергоносители?
— Это не вопрос ТС, это вопрос ЕЭП. Об этом говорили с самого начала. Трубопроводы, которые проходят по территории России,— это объекты РФ соответственно и в Казахстане, и в Беларуси. Но регулирование и тарифообразование в трубопроводном транспорте — это уже будущий предмет ведения ЕЭП. Многие вопросы в сфере энергетики будут обсуждаться не сейчас. Так, нас, разумеется, интересует нефтепереработка на территории Белоруссии, но только после решения вопросов ЕЭП, о которых мы сейчас говорим и будем говорить.
— И в России, и за ее пределами существует мнение о том, что ТС, а затем ЕЭП рассматривается его участниками как проект экономической реставрации СССР, единого государства. Как это воспринимается в Казахстане?
— Абсолютно уверенно вам заявляю: об этом речи не идет. Речь идет только об экономической интеграции. Политически мы суверенные государства, каждый со своей внутренней и внешней политикой, которая определяется народом страны.
Ни о каких политических образованиях речи не идет. Мы как были независимой Республикой Казахстан, и казахский язык для нас является государственным, так это и останется, как и во всех других странах. Мы неоднократно об этом говорили, но кому-то выгодно создавать вокруг этого нездоровый ажиотаж.
— В какой степени создание ЕЭП повлияет на базовые принципы экономической политики трех независимых государств?
— В любом случае очень важно не изменить нашим основным принципам о наличии частной собственности и развития частной инициативы и предпринимательства. Кризис, который мы недавно все пережили, порождает соблазны: якобы государство может всем владеть и все делать в экономике само. Я считаю, что это опасно. Очень важно наличие среднего класса и частного предпринимательства.
— В процессе осенних переговоров по ТС чем пришлось поступиться Казахстану, для того чтобы проект состоялся?
— Самыми тяжелыми для нас были позиции, связанные с автомобилями. Поскольку Казахстан не производит автомобили, защитная пошлина до ТС в нашей стране была очень низкой: для нас было тяжело ее поднимать до уровня российской таможенной пошлины, так же как по авиастроению. Был ряд других позиций, по которым уровень защитной таможенной пошлины в РФ выше. По некоторым позициям, может быть, мы еще раз вернемся к обсуждению — этого требуют в том числе и российские потребители авиатехники и автомобилей.
Думаю, что по некоторым вопросам таможенных пошлин ТС в будущем будет гибче. Но этого уже не могут решить ни Владимир Путин, ни я. Это решает комиссия ТС.
— Как в Казахстане определяют свои национальные цели в экономике, связанные с созданием ТС и ЕЭП?
— В целом внешнеторговая политика в Казахстане намного мягче, поскольку номенклатура производимой продукции была не такой уж большой, как на территории РФ, а импорт относительно высокий. Сейчас мы проводим политику стимулирования развития собственного производства. В новых условиях это уже возможно. Во-первых, рынок стал больше — это не 16 млн, а 170 млн потребителей. Во-вторых, мы теперь имеем возможность привлекать как внутренних, так и внешних инвесторов, демонстрируя перспективы более широкого рынка.
Процессы создания ТС и ЕЭП тесно увязаны с национальной стратегией развития экономики в Казахстане. Мы недавно приняли две программы в рамках этой стратегии. Первая — программа форсированного индустриально-инновационного развития, то есть развития новых промышленных производств. Вторая — она очень широко обсуждалась — "Дорожная карта бизнеса-2020". В ее рамках мы приняли решение о том, что правительство Казахстана будет частично субсидировать ставки по кредитам компаниям, частично будет гарантировать ставки по кредитам. По некоторым вопросам даже пойдем на налоговые каникулы, на списание налогов — для того чтобы стимулировать развитие частного бизнеса, будет делаться очень многое.
— Как частные компании в Казахстане отнеслись к идее ТС и ЕЭП, есть ли сопротивление открытию рынков?
— Сырьевые компании очень положительно относятся к созданию ЕЭП. Рынки сбыта для них в основном находятся за пределами этого пространства, и они от этого только выигрывают. Национальный бизнес, занятый вне сырьевого сектора, напротив, очень настороженно к этому относится, поскольку опасается (я много по этому вопросу получаю замечаний и предложений) конкурентной борьбы с российскими компаниями. В первую очередь это люди, которые близки к компаниям, проигрывающим от более высокой конкуренции. Если кто-то обладал монопольным правом на продажу какой-нибудь продукции в Казахстане, а теперь на рынке появляется российское или белорусское предприятие с такой же продукцией, это вызывает недовольство.
Но задача как раз в том, чтобы быть конкурентоспособными. Государство готово оказать помощь компаниям Казахстана в конкуренции, в рамках "Дорожной карты бизнеса" мы по ряду направлений будем сильно своему бизнесу помогать.
— Возможно ли в ближайшее время расширение ТС и ЕЭП, прежде всего за счет Украины, если там будет принято такое решение?
— Объективно нам бы очень хотелось, чтобы Украина присоединилась к ТС. С представителями экономической команды Виктора Януковича мы начинали об этом говорить. С некоторыми из них восемь лет назад я сам вел переговоры в рамках проектов ЕЭП того периода.
Считаю, что от расширения и ТС, и Украина, и другие страны выиграли бы многое. Мы бы хотели видеть в ТС и страны Центральной Азии — наших соседей. Но этот вопрос для многих очень чувствителен, в первую очередь для них вступление в ТС — это повышение таможенных пошлин, там в среднем еще более либеральная таможенная политика, чем имел Казахстан до января 2010 года. Для нас это тем более важно, поскольку Казахстан как член ТС отвечает за южные границы союза: мы, несмотря на финансово-экономический кризис, выделили большие денежные ресурсы на их обустройство, вся южная граница Казахстана со всеми странами центральной Азии будет оборудована по всем правилам и будет охраняться так же, как граница с Китаем. Это позволит минимизировать нелегальный импорт через наши границы, и это тоже очень болезненный вопрос.
— Крупнейшие изменения в режиме работы ТС намечены не на 1 января, а на 1 июля. Эти сроки будут соблюдаться?
— Если я сейчас выражу малейшее сомнение, это точно не произойдет. Поэтому я говорю: это произойдет, и мы с вами вместе 1 июля это увидим.
— Проект ЕЭП предполагает определенную синхронизацию институциональных реформ в трех странах еще до 2012 года. Происходит ли это?
— Не сговариваясь, два процесса в РФ и Казахстане шли параллельно — организация сети поддержки малого и среднего бизнеса и реформа правоохранительной системы. В чем-то они похожи, а в чем-то различаются.
Вопрос реформы правоохранительной системы в России — это дело руководства РФ. Но мы приветствуем те направления, по которым она идет. Не буду комментировать ситуацию в РФ, но в Казахстане, в первую очередь для национального бизнеса, реформа правоохранительной системы важна. Если у иностранного бизнеса в стране проблем с силовыми структурами не было, то национальный бизнес в Казахстане сейчас имеет много проблем — недостаток финансирования, административные барьеры, некоторое давление на бизнес. Все это будет тормозить развитие страны вообще.
На данном этапе посткризисного развития реформы экономических институтов важнее, чем просто экономическая политика: чистой экономполитикой всех проблем диверсификации, о которой мы все говорим, не решить, нужна реформа институтов.
— Экономическая интеграция невозможна без интеграции финансовых систем. Тем временем казахстанские банки, активно инвестировавшие в том числе в Россию, с 2007 года сокращают присутствие на рынке России. ЕЭП может развернуть этот процесс?
— Для нас это очень чувствительная тема. С первых дней независимости Казахстана наша банковская система была построена на независимости Национального банка, на развитии частной банковской системы — весь "вашингтонский консенсус" в полной мере присутствовал. Это дало большие преимущества. В 2000-2006 годах наша банковская система всеми признавалась одной из самых лучших в бывшем СССР, казахстанские банки имели практически неограниченный доступ на мировые рынки капитала, может быть, даже в большей степени, чем российские.
Но это сыграло с нами злую шутку. Такой чрезмерный рост доступа на финансовые рынки не до конца подкреплялся управлением рисками и регулированием со стороны финансовых органов. И мы первыми ощутили на себе мировой кризис, за год до того, как его почувствовала РФ: с августа 2007 года доступ к финансированию казахстанским банкам был одномоментно и полностью перекрыт. А кредитный портфель финансовых учреждений в основном был сконцентрирован в недвижимости — в этой сфере был раздут классический пузырь. Со второй половины 2007-го, весь 2008 и 2009 годы правительство Казахстана вынуждено было вмешаться в эту ситуацию, задействовав для реструктуризации банковской отрасли разные механизмы — от вхождения в капитал банка до смены собственника.
Думаю, что на сегодняшний день мы практически эти завалы разгребли. Но в тоже время надо провести работу над ошибками. В период, когда денег было очень много, казахстанский банковский капитал очень сильно старался присутствовать на российском рынке, и мы это поощряли, не были против и власти РФ. В ближайшие несколько лет повторение этого сценария будет невозможно: нам нужно решать собственные проблемы, улучшать состояние банковских портфелей, доводить состояние банков до хорошего уровня, чтобы они выполняли свою основную функцию — кредитование экономики. По большому счету, была бы моя воля, я все компьютеры у банков забрал, оставил им только счеты, чтобы они брали депозиты и кредитовали реальную экономику.
В любом случае в ближайшие два-три года казахстанская банковская система вряд ли сможет финансировать проекты на территории других стран. Сейчас достаточно работы внутри страны. Но это могут делать государственные финансы: наши государственные холдинги в неплохом состоянии и обладают серьезными ресурсами. Но пока мы только подходим к этому вопросу, и высокой степени проработки в этих проектах нет.
— В таком случае откроет ли ЕЭП рынок Казахстана для российских банков, в первую очередь государственных?
— Они уже на рынке — и ВТБ, и Сбербанк. Я считаю, что мы от этого только выиграем, это лишь подстегнет укрепление нашей банковской системы. У нас на рынке присутствует достаточно и западных финансовых институтов, но они в основном идут за своими иностранными клиентами и экономику Казахстана финансируют неактивно. Российские банки придут в Казахстан также вслед за своими клиентами, и ничего в этом страшного я не вижу.
— Создание ТС в Казахстане совпало с налоговой реформой. Насколько она изменит бизнес-климат в Казахстане и усилит позиции страны внутри предполагаемого ЕЭП?
— Мы шли к новому Налоговому кодексу очень долго. Введение кодекса совпало с мировым финансовым кризисом, но, несмотря на это, мы от основных положений не отказались.
Мы существенно снизили налоговые ставки. Корпоративный подоходный налог (аналог налога на прибыль в РФ.— "Ъ") снизился с 30 до 20%. НДС мы довели до 12% и социальный налог — до 11%. Индивидуальный подоходный налог (аналог НДФЛ в РФ.— "Ъ") — 10%. Это один из самых льготных налоговых режимов в мире.
Параллельно с этим мы несколько увеличили нагрузку на сырьевые компании за счет налога на добычу полезных ископаемых. В течение прошлого года, особенно первой половины, когда цены на сырье находились внизу, мы ослабили налоговый режим, но с этого года опять вернулись к жесткой шкале.
У нас есть ряд контрактов по добыче сырья, которые выходят за рамки Налогового кодекса, ряд контрактов по СРП, которые заключались в период до 1995 года и подписывались в другом правовом поле. Формально юридически у нас есть к ним вопросы, мы их будем пересматривать, но в переговорном процессе. У нас есть хороший пример по контракту на Кашагане, где после проведения переговоров мы нашли баланс интересов и пришли к согласию. Было подписано новое соглашение. Во всех взаимоотношениях с инвесторами, в том числе с сырьевыми, мы остаемся в рамках правового поля и в рамках баланса интересов — никаких насильственных и революционных мер не будет.