Новое драгоценное собрание Van Cleef & Arpels, по обыкновению представленное в марте в рамках очередной парижской Недели моды, получило очень простое название — Papillons, или же "Бабочки". В свежую коллекцию французского дома входят броши, кольца, серьги, а также небольшие колье, сделанные в форме бабочек. С одной стороны, выбор этих чудесных насекомых в качестве основного и единственного сюжета и даже фетиша можно объяснить нынешней популярностью драгоценных бабочек. Сегодня почти все дома драгоценностей имеют в своих щедрых закромах какую-нибудь бабочку. С другой стороны, ни один другой ювелирный дом не является таким значительным историческим специалистом именно в этом энтомологическом разделе.
Итак, бабочки для Van Cleef & Arpels — это воистину сакральные, священные драгоценные персонажи, так или иначе присутствующие почти в каждой коллекции. Впервые милые насекомые появились в линейке VCA еще в 1920-х годах, и тогда они имели преимущественно восточный, вернее, модный в те годы японский вид (ныне японская тематика звучит в ювелирных часах Van Cleef & Arpels). Два других судьбоносных для ювелирных бабочек десятилетия — это 1960-1970-е, когда мастера Van Cleef & Arpels изготовляли насекомых в полном соответствии с фирменной техникой невидимой огранки (mystery setting), запатентованной еще в 1933-м. Позднее, в 1980-х годах, ювелиры VCA сделали (насколько смогли, конечно) своих бабочек доступными и для не слишком состоятельных клиенток. С тех пор фирменные, узнаваемые небольшие броши-бабочки с крыльями из желтого и белого золота и белого, сиреневого или розового перламутра, с тонким, узким, элегантным брюшком, украшенным бесхитростными белыми бриллиантами, часто присутствуют в коллекциях марки класса classic, а не только haute joaillerie.
Но нынешний энтомологический экзерсис VCA — это убедительный пример украшений именно из сегмента haute joaillerie. Новые "драгоценности с крыльями" — это, во-первых, сложнейшие конструкции. Они прекрасно демонстрируют вековое искусство вандомских ювелиров. Украшения-бабочки выглядят хрупкими, беззащитными, трепетными и нежными существами: их даже немного страшно держать в руках, они действительно вызывают массу самых сентиментальных эмоций.
Мастера VCA отказались идти самым простым и понятным путем, а именно: путем обычного, фигуративного перевода силуэта бабочки в ювелирную плоскость. Эти ювелирные бабочки — не просто миниатюрные ювелирные скульптуры, столь привычные для классического французского декоративно-прикладного искусства. Фигурки бабочек ювелиры VCA тщательно вписали, искусно инсталлировали в различные драгоценные пейзажные композиции. Так, брошь под названием Cherry Blossom представляет собой собрание небольших вишневых цветов (белое золото, желтые и белые бриллианты), в контурах которого угадывается и фигурка бабочки. Еще один характерный, "галлюциногенный" пример — это легкие серьги Philea, очертания которых напоминают одну-единственную бабочку с полураскрытыми крыльями. Стоит отметить, что каждая сережка Philea "отвечает" только за одно крыло, и лишь две серьги выдают полную, законченную энтомологическую композицию.
Конечно, мастера Van Cleef & Arpels приготовили не только хитроумные "пейзажные" конструкции, но и более хрестоматийные украшения. Наиболее внятными и прямолинейными бабочками в этой коллекции следует считать четыре крупные броши: Vanessa, Brocatelle d`Or, Bloomfidia и Aliris. Все четыре бабочки-броши развернуты к зрителю, а основным манком в данном случае являются задействованные драгоценные и полудрагоценные камни. На тончайшую, нежнейшую ажурную основу крыльев нанизаны бриллианты, белые и цветные, а также разноцветные сапфиры (розовые, голубые, фиолетовые, желтые), подобранные с эффектом деграде. Кроме классических камней в этих украшениях использованы также очень популярные сегодня аквамарины, красные турмалины, мандариновые гранаты, цветная шпинель, цавориты, бирюза.
Коллекцию Papillons Van Cleef & Arpels отличает не только техническое мастерство и воспевание традиций, но и невероятный лиризм. По сути, каждая драгоценность из этой коллекции представляет собой романтический фортепианный этюд, легкий, прозрачный, стремительный, подкупающий своей чувственностью,— словом, такой, что был подвластен, пожалуй, только Фредерику Шопену.