Что скрывает раскрываемость

Владимир Овчинский, доктор юридических наук

На недавней коллегии Генпрокуратуры России по итогам работы за 2009 год Дмитрий Медведев затронул неожиданную на первый взгляд тему — уголовной статистики. "Не знаю, насколько эта статистика является точной, — сказал президент. — У нас миллион преступлений — туда, миллион — сюда, непонятно, что вообще происходит". "Огонек" попробовал разобраться.

Если президент говорит, что миллион преступлений можно скрыть, то это уже приговор всей правоохранительной системе. Ведь от "лукавых" цифр зависят оценки деятельности правоохранительных органов, намечаемые в этих органах реформы, необходимая численность людей, задействованных в борьбе с преступностью, выделяемые бюджетные средства. Что же у нас происходит с регистрацией преступлений, насколько велика "погрешность" и как далека реальная криминальная картина от статистической?

Чудеса с регистрацией

Последние 3 года ежегодно растет число заявлений, сообщений и иной информации от граждан и организаций о случившихся криминальных происшествиях: в 2006 году таких заявлений было 19 млн 305 тысяч, в 2009 году — 22 млн 789 тысяч. Иными словами, "заявленная" преступность выросла на 3 млн 484 тысячи фактов.

Удивительным образом "зарегистрированная" преступность, то есть та, которая попала в уголовную статистику и на которой строятся все оценки работы правоохранительных ведомств, в эти же годы ежегодно... снижалась. С 3 млн 855 тысяч в 2006 году до 2 млн 995 тысяч в 2009 году. Сокращение за указанные годы — на 860 тысяч преступлений.

Куда же уходили заявления и сообщения о преступлениях и во что трансформировались? Значительная часть — в пресловутые решения об отказе в возбуждении уголовных дел. Число "отказных" фактов постоянно увеличивалось на фоне победных рапортов о "снижении" преступности: с 4 млн 596 тысяч в 2006 году выросло до 5 млн 641 тысячи в 2009 году. Занятна судьба этих "отказных" эпизодов — даже те из них, которые были опротестованы прокуратурой (на коллегии по итогам 2008 года, например, генпрокурор Юрий Чайка назвал цифру установленных его ведомством за один календарный год необоснованных отказов — 1 млн 800 тысяч), не попали в статистику преступности.

Не попали в сводку и миллионы (!) других фактов, причем по весьма экзотическим основаниям. Например, в 2009 году почти 5 млн заявлений и сообщений о преступлениях были "приобщены к материалам специального номенклатурного дела" (никто из экспертов не в состоянии разъяснить, что за этим скрывается), 5 млн 323 тысячи — "переданы по подследственности (подсудности) или по территориальности".

Между тем любому здравомыслящему наблюдателю очевидно: зачем нам знать, что, куда приобщено и куда передано? Чтобы составить объективную картину, достаточно ведь иметь представление только по трем показателям: числу возбужденных уголовных дел по заявлениям; числу отказов в возбуждении уголовных дел; числу возбужденных дел об административном правонарушении (ведь карать можно и в уголовном, и в административном порядке). Граждане должны видеть, что существует реальное государственное реагирование на их заявления. Должны, но не видят.

Приключения с раскрываемостью

Теперь о раскрываемости и раскрытии преступлений. Эти понятия в сегодняшней России далеко не идентичны. На коллегии МВД, которая предшествовала прокурорской, министр Нургалиев заявил, что "общая раскрываемость" преступлений повысилась за минувший год на 2,1 процента и составила 55,8. Причем раскрываемость улучшилась по всей группе тяжких и особо тяжких преступлений. Казалось бы, после такого заявления должна следовать массовая раздача наград отличившимся. Ордена и медали россыпью, однако не дают. Потому что не за что.

Штука в том, что статистика раскрываемости в последние годы растет за счет искусственного снижения другой статистики — преступности. Это выглядит так: если меньше зарегистрировали преступлений, то для обеспечения высокой раскрываемости можно и меньше раскрывать. Поэтому налицо, на первый взгляд, парадоксальная, а на самом деле закономерная ситуация: раскрываемость растет, а число раскрытых преступлений падает.

Вот пример для наглядности — по убийствам. Их зарегистрированное количество снизилось (с 31,6 тысячи в 2004 году до 17,7 тысячи в 2009-м), а раскрываемость выросла, хотя реальное число раскрытых убийств уменьшилось с 26,1 тысячи в 2004-м до 15,4 тысячи в 2009-м. Возникает вопрос, когда лучше работали оперативники и следователи: тогда, когда была ниже раскрываемость, но преступлений было раскрыто больше, или, наоборот, при высокой раскрываемости, но со значительно меньшим числом раскрытых убийств?

При этом заметна закономерность: в период, когда руководители правоохранительных органов ежегодно рапортуют о снижении числа убийств и повышении их раскрываемости, практически не снижается количество без вести пропавших граждан, судьба которых осталась неустановленной. Разыскная статистика идет с нарастающим валом: плюсуются граждане, исчезнувшие в предыдущие годы. Так вот, общее число людей, которые пропали без вести и которые так и не были найдены, на конец 2009 года составило 48,5 тысячи человек (в 2008-м — 48,9 тысячи). Цифры практически те же, и это значит, что никакого реального улучшения в розыске пропавших людей нет. А ведь учтены при этом еще не все манипуляции с показателями — не брались в расчет, скажем, неопознанные тела (за 2009 год 5,4 тысячи не были идентифицированы, годом раньше — 6,5 тысячи). Уголовные дела по этим "неустановленным" эпизодам заведены только в каждом 12-м случае. Можно ли с таким шлейфом говорить о реальном снижении числа убийств?

Магия отчетности

Концы с концами явно не сходятся, хотя стремление улучшить статистику по "убойным эпизодам" хитроумными способами нетрудно понять — при всех вольных упражнениях с цифрами и фактами число таких преступлений на 100 тысяч жителей в России в последние годы втрое превышает американские показатели и в 18 раз — западноевропейские.

И это при том что в большинстве стран мира в статистику убийств попадают все криминальные акты насилия, повлекшие смерть. У нас же изначально заведено иначе, особая позиция существует даже здесь. Например, человека бьют топором по голове, он лежит в коме несколько дней, а только потом умирает — в российской правоохранительной отчетности это не будет считаться убийством, поскольку квалифицируется другой статьей УК — причинением тяжкого вреда здоровью, повлекшим смерть. Сколько подобного рода эпизодов скрываются в отчетных сводках — неведомо не только никому из независимых экспертов, но и ни одному ведомственному начальнику, какие бы большие погоны он ни носил.

Наведение порядка в учете и регистрации преступлений — это одно из определяющих начал в реформировании правоохранительной системы, о необходимости которого говорилось на той же коллегии Генпрокуратуры. Создать очередной совет при президенте — это не решение вопроса.

Источник: Главный информационно-аналитический центр МВД РФ