Салонный формализм

рассказывает Кира Долинина

В анонсах Третьяковки эта совместная с Русским музеем выставка проходила как юбилейная — "к 125-летию со дня рождения художника". Однако простой математический подсчет дает нам совсем иные даты: родившемуся в 1883 году Александру Васильевичу Шевченко отмечать означенный юбилей полагалось бы в 2008-м. В ином случае критики бы поставили это музею на вид, но именно в случае с Шевченко любые юбилеи и даты вообще не имеют никакого значения. Хотя бы потому, что первая и последняя его персональная выставка в Третьяковке состоялась в 1924-м и ни ее, ни любые другие, более поздние экспозиции назвать полноценной ретроспективой язык не поворачивается. Поэтому никакой юбилей тут ни при чем. Нам предстоит знакомство. И даже вроде бы неплохо представляющим себе работы Шевченко специалистам по русскому ХХ веку, вполне возможно, придется не раз удивиться, увидев так много, все сразу и настолько разное.

При описании творческого пути художника обычно перечисляют, у кого он учился, где и с кем он выставлялся и работал, о чем писал, кого учил. В случае Александра Шевченко в этом перечне — краткая история отечественного искусства первой половины века. Харьковский студент приехал в Москву в 1898 году. Походил в Строгановское училище. Поучился полтора года в Париже, там, где было положено учиться тянущемуся к новому, но не слишком радикальному провинциалу,— в знаменитой не столько скучным учителем, сколько буйными учениками Академии Жюльена и у мастера туманных фигур Эжена Каррьера. Вернулся, еще два года отходил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где учился у Коровина и Архипова. Участвовал во всех громких выставках умеренно-авангардистского толка — "Мира искусства", "Ослиного хвоста", Союза молодежи, "Маковца", Общества московских художников.

Стилистику менял как перчатки: парижские пейзажи были, конечно, импрессионистическими, символизм осваивался уже не по парижской модели, а по местной — в духе "Голубой розы". Не обошел стороной футуризм, будучи под большим влиянием Михаила Ларионова, задержался на неопримитивизме, попробовал кубизм и дошел до беспредметности "лучистых композиций". Заодно написал две оригинальные теоретические работы — о неопримитивизме и о принципах кубизма. Стоит ли говорить, что весь этот марш-бросок был сделан менее чем за десять лет. Война отправила художника в действующую армию и вернула в Москву уже в 1917-м. Также она вернула его к фигуративности, с которой Шевченко больше не сходил. После у Шевченко будут еще теоретические работы (манифест "Цветодинамос и тектонический примитивизм", совместно с Алексеем Грищенко, 1919), будут живописные метания от станковой картины к монументалистике и обратно, будет лирика и будут большие госзаказы, но главным в 1920-х годах для него и для его роли в истории искусства окажется преподавание.

За 11 лет преподавания во ВХУТЕМАСе (1918-1929) он выпустил в свет десятки "шевченят", которые, несмотря на парадоксальные отличия одного от другого, составили крепкий фон для советского искусства разной степени официозности и конформизма. Это была сильнейшая прививка формализма и свободы самовыражения, от действия которой избавиться было не так-то легко.

Собранные в приличном количестве работы Шевченко представляют собой удивительную картину. Это очень разное искусство. И по стилистике, и по качеству. В графике это приводит критиков порой к совсем уж печальным выводам. Живопись гораздо интереснее. А все вместе может рассказать чрезвычайно поучительную историю о художнике, обладавшем хорошим глазом и прекрасной техникой, но не нашедшем в себе сил сопротивляться соблазну попробовать все на свете. Его авангардистские реверансы кажутся ученическими, формализм — салонным, а соцреализм — вымученным. Гораздо жестче и сильнее у него было слово, утверждавшее право художника на свой голос. Из таких получаются прекрасные преподаватели. И художники второго ряда. Без которых, как известно, не бывает подлинной истории искусства.

Государственная Третьяковская галерея на Крымском Валу, с 24 марта по 16 мая