Выставка архитектура
В Музее архитектуры открылась выставка "Ленинград. Будни нового стиля. Архитектура 1920-1930-х годов", на которой впервые представлена графика ленинградских конструктивистов-неоклассиков из музейных фондов. Проект посвятили памяти директора МУАРа Давида Саркисяна: сохранять прежний выставочный ритм, безусловно, лучший способ отдать ему должное. Рассказывает АННА ТОЛСТОВА.
Выставки про архитектурный авангард Ленинграда регулярно делают в Петербурге, но Москве этот материал практически неизвестен. В фондах МУАРа тем не менее обнаружилась небольшая коллекция архитектурной графики нескольких ведущих мастеров ленинградской школы — из тех, что не перебрались в Москву, чтобы переработать россиевский ампир в сталинский, а остались в бывшей столице. Ной Троцкий, Яков Рубанчик, Александр Гегелло — по части гегелловской графики МУАР, может быть, даже богаче петербургских собраний.
В экспозицию в Аптекарском приказе попали самые эффектные вещи: никаких планов и разрезов, читать которые умеют разве что специалисты,— выбраны только "перспективы", на которых здания предстают как бы в уже готовом виде, вживленные в улицы с прохожими и транспортом. Перед циклопическим Домом советов Ноя Троцкого маршируют колонны демонстрантов, из недр его же мясокомбината имени Кирова, похожего, несмотря на конструктивистские объемы башен и ленточные окна, на ренессансный идеальный город, вырываются, дымя трубами, товарняки. Листы с еще гипотетическими постройками дополнены довоенными снимками из богатейшего фотографического отдела МУАРа: на них эти и другие, типологически близкие дома культуры, заводы, жилмассивы, школы и стадионы уже возведены и осваиваются ленинградцами. Это смешение проектов и уличных фотографий оказалось удачным приемом: авангардная архитектура, которая в виде чертежей подчас кажется свободным парением мысли, совершенно оторванной от реальности, тут поворачивается лицом к потребителю.
Потребитель, должно быть, оставался доволен: судя по выставке, архитектура ленинградского авангарда была чрезвычайно человечна. Или, вернее, классична, если подразумевать под классикой соблюдение ряда принципов, из которых "человек — мера всех вещей" основополагающий. Ее и авангардом-то трудно назвать: арочки Палевского жилмассива и аркады Кузнечного (первого советского) рынка, рустованные углы и колонны, гениально нарисованные полуарки, соединяющие дома Тракторной улицы,— все это в середине 1920-х, в пору торжества конструктивистских форм и мирно с ними уживается. Классический руст появляется у Александра Гегелло даже на эскизах упаковок для печенья "Юбилейное", выпущенного в 1927-м — к первому десятилетию Октября: алые языки знамен тонут в синем море революционной толпы, а по углам — массивные квадры. Колыбель трех революций в отличие от Москвы не была столь радикальна, и концепция "пролетарской дорики", примеряющей идеал демократических Афин на страну побеждающего социализма, родилась именно здесь.
Двух- и трехэтажные домики рабочих городков на заводских окраинах, гипсощитовые сборные коттеджи на Малой Охте, уютные, как старорежимные финские дачи под Сестрорецком, светлые читальни, просторные палаты Боткинской больницы — ленинградцы проектировали жизнь, соразмерную обычному человеку, а не мухинским колоссам. И получали архитектуру гуманистической классики, куда более близкую к античным образцам, чем желто-белый правительственный ампир Карло Росси. Нет, конечно, колоссальный ордер на фасаде Дома советов у Ноя Троцкого напоминает о великой миссии советского человека, но гигантомания этой архитектуре в целом чужда. Грандиозность земляной чаши стадиона имени Кирова — шедевра Александра Никольского, недавно, к сожалению, снесенного,— оправдана тем, что этот социалистический Circus Maximus предназначен не для толпы, жаждущей хлеба и зрелищ, а для физкультурников, борющихся с несовершенствами старого мира в своих отдельно взятых организмах.
Верная своему строгому классическому идеалу, ленинградская умеренно авангардная архитектура сравнительно безболезненно пережила и сталинское изничтожение конструктивизма, и хрущевскую борьбу с излишествами — "пролетарская дорика" их тоже не жаловала. Однако нынешнюю кампанию инвесторов и застройщиков по борьбе с архитектурным наследием пережить не смогла: памятники 1920-х и 1930-х в Петербурге сейчас сносят ударными темпами. Видимо, за полной несовременностью архитектуры, обращенной к человеку.