Выставка современное искусство
В центре современной культуры "Гараж" открылись две выставки, "Футурология" и "Русские утопии", посвященные жизни идей авангарда в современном русском искусстве. Проект вписан в программу года Франции в России: одну выставку курировали москвички, другую — парижанин. Два способа сервировки отечественного искусства сравнивала АННА ТОЛСТОВА.
Нынешняя затея анонсировалась как первый русский проект "Гаража": кабаковская "Альтернативная история искусств", с каковой собственно и начался этот центр, оказалась не в счет, поскольку Ilya & Emilia Kabakov — давно уже интернациональный художник. И "Футурология", которую сделал известный французский куратор Эрве Микаэлофф, и "Русские утопии", которыми занимались начинающие московские кураторы Юлия Аксенова и Татьяна Волкова, разрабатывают одну и ту же вечнозеленую тему: они про родовую связь нашего современного искусства с русским авангардом и его утопическим сознанием. То есть ту партию, что в "Альтернативной истории искусств" единолично исполнил Илья Кабаков, здесь на разные голоса, в диапазоне от "с воодушевлением" до "шутливо", заставили петь целый хор в сорок с лишним участников. Не мешало бы, конечно, придумать какую-нибудь свежую концепцию, но напирать на авангардные корни — самый простой способ придать Russian contemporary art товарный вид. А вот представления о том, что такое товарный вид, у кураторов совершенно разные.
"Футурология" сделана с шиком и размахом: она заняла добрые три четверти выставочного пространства, почти все работы новые, заказанные к выставке, и экспонированы весьма эффектно. Эрве Микаэлофф, работавший с художественными фондами и корпоративными коллекциями таких предприятий, как Louis Vuitton, Caisse des Depots и Cartier, привык относиться к искусству как к предмету роскоши и создавать ему соответствующую оправу, а что именно вставляется в эту оправу, не столь важно.
Эпиграфом к "Футурологии" послужили две картины Казимира Малевича, абстрактная и фигуративная, из собрания русского авангарда Московского музея современного искусства. Собрание это знаменито тем, что в серьезных музеях его почему-то всерьез не воспринимают, а первые международные гастроли церетелиевских шедевров, пару лет назад выставлявшихся в Японии, закончились конфузом: парижский Комитет Шагала не признал картины, приписывающиеся художнику, подлинными. Каков эпиграф — таков и текст.
Здесь есть и написанные с услужливостью отличника-карьериста сочинения на заданную тему: завивающийся татлинской "Башней Третьего Интернационала" гигантский iPhone группы Electroboutique или составленный из дэн-флавиновских неоновых ламп и нефтяных колб архитектон Андрея Молодкина. Есть и откровенная халтура. Например, павильон "Квант аффекта" Сергея Бугаева "Африки": тутти-фрутти из фирменной "африканской" эмалевой плитки, избяных дверей с супрематическими узорами и абстрактных композиций, которые беззастенчиво передраны у петербургских стерлиговцев, подается как оммаж Малевичу. Есть работы, явно относящиеся не к малевичевской фигуративности, а к традиции русского критического реализма: скажем, портреты кузбасских шахтеров Ильи Гапонова и Кирилла Котешова. Так что в эпиграф впору было выносить также Илью Репина или Гелия Коржева, но такой "китч" не вписывается в художественную картину мира французского куратора. Самые же лучшие произведения в этом проекте вроде философского видеодневника "Clippings" Ольги Чернышевой удается пришить к теме грубейшими белыми нитками: "Чернышеву роднят с авангардом и Дзигой Вертовым эксперименты со временем и пространством",— глубокомысленно сообщает нам Эрве Микаэлофф.
"Русские утопии" выполнены в модной у нас теперь стилистике "русского бедного": в коммунальной скученности (такой, что вторая часть выставки не поместилась и сменит первую в середине апреля) сгрудились работы из мусорных по преимуществу материалов. Преобладают старые, уже почти музейные по статусу вещи, из которых барышни-кураторы составили слегка ученический дайджест. Одни иронизируют над авангардным прожектерством (Борис Орлов, Игорь Макаревич и Елена Елагина, Вячеслав Ахунов), другие его романтизируют (Юрий Аввакумов, Валерий Кошляков), третьи ерничают ("Синие носы", Авдей Тер-Оганьян, Алексей Булдаков), четвертые ностальгируют (Арсений Жиляев), пятые — и еще десяток пунктов. Попадается пара забавных экспозиционных рифм, но в целом все похоже на аквариум, в мутной воде которого Юрий Аввакумов поместил парашютную вышку первого советского парашютиста, репрессированного летчика-авиаконструктора Павла Гроховского: в пространственной и концептуальной тесноте все утопии как-то утопли.
Иными словам, в "Гараже" нам представили не столько два взгляда, наш и западный, на современное русское искусство — концепция как-никак общая, сколько две разные эстетики его подачи: "русское богатое" и "русское бедное". "Богатое" вышло красивым, "бедное" — ученым, но проблема не в этом несовпадении. Вряд ли у современного искусства России будет какое-то светлое будущее, если все время заставлять его строем ходить по периметру "черных квадратов" и бегать по татлинской спирали. Речь, понятно, не о художниках, которые сами по себе не укладываются в прокрустово ложе утопий русского авангарда. Речь о полете кураторской мысли.