Госбалаган

В музее "Уголка дедушки Дурова" я попал в конфликт между чувством и долгом. Долг журналиста заставляет меня честно сказать: вам вряд ли понравится в этом музее, не надо туда идти. Но, с другой стороны, там так все странно, что я лично склонен относить его к наиболее интересным музеям Москвы.

По коллекции это музей зоологический, но отчасти театральный. В уголке Дурова наиболее талантливые артисты становятся чучелами в знак признания их таланта. Меня водила по музею импозантная дама, органично сочетавшая в себе черты заслуженной актрисы и учительницы зоологии. В ее рассказах животные приобретали черты больших артистов, увы, ушедших от нас, и то, что они чучела, производило макабрическое впечатление, как Ленин в Мавзолее. Совершенно сногсшибательным оказался рассказ о чучеле таксы Запятайки. Фактологически он повторял текст Владимира Дурова из книги "Мои звери" — в Пензе, где губернатор велел отлавливать местных собак, Владимир Леонидович был приглашен на прием и пришел туда с Запятайкой. Запятайка сделала все, что попросил губернатор: посчитала что-то, показала на карте какое-то море. Когда же губернатор предложил ей сделать, чего она хочет сама, пошла в гардероб, достала из кармана Дурова прошение от имени пензенских собак и подала его губернатору. Дуров не поясняет, как он сделал этот трюк. Но экскурсовод мне объяснила. Оказывается, Дуров вводил Запятайку в состояние гипноза, и она мысленно воспринимала его ментальные команды. Запятайка тем временем стояла на задних лапках в виде чучела в стеклянном шкафчике и, как мне показалось, слегка покачивалась. Как будто еще не отошла от гипноза.

Меня отвели в живой уголок. Там взад-вперед по клетке бегал наглый попугай, крупный, с желтыми ногами. "Гьигоий,— крайне фамильярно изрек попугай.— Пьивет!" Я решил, что он узнал, как меня зовут, гипнотическим путем. "Здравствуйте",— холодно ответил я. Иногда можно осадить наглеца подчеркнутой вежливостью. "Гуйяй! — обратно нахамил он. "Гришенька, умненький",— заворковала актриса. Я решил, что она меня успокаивает, пробормотал "спасибо". "Григорий его зовут",— пояснила она про попугая.

"В этом зале,— продолжила она экскурсию,— фрагменты наиболее знаменитых спектаклей дедушки. Вот "Дружеский обед" — чучела волка и козы, петуха и лисицы сидят вместе и не едят друг друга. Владимир Леонидович учил людей дружить на примере зверей. А еще здесь — знаменитая первая мышиная железная дорога. Здесь мы говорим стихами". Меж тем сам собой раздвинулся занавес, и там оказалась железная дорога с мышами. Она начала декламировать. С большим выражением, что мыши едут на курорт, и вот уже вокзал, пора билеты покупать, кондуктор им сказал. Мыши сели в поезд и поехали. Я подумал, что движение поезда по кругу, вероятно, способствует стихосложению, естественно приводя высказывания к закольцовыванию рифмой. Иначе как объяснить решение говорить стихами?

Когда представление закончилось, опустился занавес, и мы уж собрались уходить смотреть шимпанзе Мимуса, который умел писать, но тут из потайной двери вышел служитель, мужчина в летах с полным добрым лицом. Оказалось, это он организовывал движение поезда. Я поблагодарил его за представление. "Собака себе хвост откусила,— ответил он.— Как собака куцая наша Конституция". Как демократ демократу я высказал ему свою точку зрения, что проблема не в отсутствии в Конституции нужных статей, а в том, что они не применяются. Он неопределенно покивал и спросил меня, все ли я понял в музее. "Что не понял, в интернете посмотрю",— сказал я. "В интернете разное пишут",— ответил он без удовольствия.

Как в воду глядел. Я почитал. "Посетили всей семьей "Мышиную железную дорогу". Я ее всем активно НЕ рекомендую. // Не рекомендую ходить на мышиный поезд в театр "Уголок Дурова" детям никакого возраста. Разочарованы — это еще мало сказано! Это мнение и наше, и семьи наших друзей, которых мы затащили на этот спектакль. // Были с 4-летней дочерью на мышиной ж/д — пошлейшее зрелище". Это отзывы с сайта "Отдых с детьми" (www.osd.ru), и они там практически все такие. Просто ненависть какую-то вызывает эта железная дорога (в основном, правда, у молодых мам, которые редко любят мышей). Я позвонил маме и спросил ее, водила ли она меня в детстве на мышиную дорогу. "Ужас,— сказала она.— Не напоминай мне об этом! И почему-то считалось, что интеллигентные дети должны это смотреть. Какой они там интеллигентности могут набраться?!"

Я стал читать Дурова. Этот аттракцион он представил в 1907 году. И тогда же, после представления с мышами, была острая реприза. Его собаке откусили хвост. "Другой бы отказался от такого артиста,— пишет Дуров,— а я вывел собаку без хвоста на сцену и сказал: "Как собака куцая наша Конституция"". Зал был в восторге. Речь идет о манифесте 17 октября 1905 года, который многие ругали за ограниченность предоставленных самодержавием политических прав.

Я так понял, что в музее своего рода ритуал: после представления с мышиным поездом надо сказать слова о Конституции, хотя, в чем смысл древнего обряда, все уже забыли. Считается, что Мастер произносил эти слова, и они очень воздействовали на публику. Зал ревел. Артур Конан-Дойль описал похожий случай в рассказе "Обряд дома Месгрейвов".

Это забавное чтение — воспоминания Дурова. Дело не в том, что он бойкий рассказчик и обаятельный человек, а в том, что они переводят все увиденное в музее в иной регистр. Становится понятно, что все эти обезьяны и попугаи были не большими артистами, а вполне себе цирковыми животными. И мышиная железная дорога была забавной ярмарочной игрушкой. Ну, для дамы из хорошего общества, возможно, и пошлейшее зрелище, но для шапито вполне. Все приобретает естественные очертания и границы. Но как только это понимаешь, начинаешь недоумевать: как могло так выйти, что вот эти немудрящие балаганные развлечения приобрели характер национального достояния, которое бережно сохраняется в музее вот уже сто с лишним лет?

Один из самых прелестных рассказов о Дурове — у Ильи Эренбурга, в его трилогии "Люди, годы, жизнь". Он служил с Дуровым в послереволюционной Москве в секции ТЕО — той, которую Маяковский обессмертил в стихотворении "Прозаседавшиеся". Дуров Эренбурга — человек чудесный, он обожает животных, все время что-то придумывает, эксцентрик, на заседания приезжает на верблюде. Единственная странность — отчего он вообще заседает в комиссиях, чего-то решает, едва что не комиссарит в послереволюционной Москве.

Я тут должен вспомнить один эпизод из ранней перестройки. В Институте искусствознания был сектор цирка — тишайший. И вдруг с наступлением гласности они возбудились. Оказалось, что фраза Ленина "Из всех искусств для нас важнейшим является кино" была грубой сталинской фальсификацией. На самом деле она звучала так: "важнейшими являются кино и цирк". Ленинская мысль была проста — ему были важны искусства, обращавшиеся к массам, то есть балаганные зрелища.

Из-за этого цирк приобрел несвойственную ему функцию опоры государства. Дуров был не против: ему надо было кормить животных — он ставил спектакли "Зайцы всех стран соединяйтесь!", "Гаагская мирная конференция" (это тот самый "Дружеский обед", который сохранился в музее в виде чучел). Но в результате цирк Дурова стал чем-то вроде Большого академического театра. Животные приобрели характер заслуженных артистов СССР, а из балагана вырос музей.

И что самое поразительное ---живет до сих пор. Правнучка Владимира Дурова Наталья Юрьевна, директор уголка с брежневских времен до своей смерти в 2007 году, весьма влиятельная дама, писательница, член "Единой России", залучила в свой уголок и Путина, и Лужкова, там их фотографии среди чучел артистов. У Путина такой вид, словно он только что посмотрел железную дорогу с мышами, но он всегда такой, а Лужкову, видно, что нравится. Потрясающий музей. Он хранит культурный феномен, которого нет нигде в мире,— балаган как основа государственности.

Улица Дурова, 4, (495) 971 3029