В петербургском Государственном центре фотографии проходит ретроспектива Бориса Михалевкина, которому в этом году исполняется восемьдесят лет. В залах на Большой Морской демонстрируются пейзажи, портреты и натюрморты, созданные за последние сорок лет. О художнике, умеющем сделать большой снимок буквально из ничего, примитивисте и реалисте в одном лице, рассказывает Станислав САВИЦКИЙ.
Название выставки "С "Лейкой" и ведром" звучит как каламбур фотографа-пижона. Приравнять самую желанную камеру всех времен и народов к садоводческому инвентарю, да еще поставить рядом с обычным ведром — почти кощунство. Особенно для старшего поколения, которое помнит, как в позднеесоветское время "Лейка" стоила столько же, сколько легковой автомобиль. Однако в этой шутке нет и доли ерничанья. Фотография для Бориса Михалевкина — не профессия, не карьерное поприще, не интеллектуальные упражнения, но дело, привлекательное своей безыскусностью. Этот знаменитый художник, которого многие мэтры российской фотографии с гордостью называют своим учителем, предпочитает говорить о своем творчестве без высокопарных слов. Его снимки не фиксируют ускользающие мгновения бытия, неуловимые для человеческого глаза, столь же далеки они от сюрреалистических поисков подсознательного в изображении. Михалевкин любит поддразнивать любителей авангарда намеренной простоватостью и последовательным традиционализмом. Пока заядлые экспериментаторы ищут новые приемы и темы, он снимает свою семью: каждый день по одному снимку, месяц за месяцем. Как ни странно, пейзаж застолья наутро после свадьбы и портреты внуков смотрятся часто живее, чем хитроумные коллажи или снимки, выполненные с помощью сложных техник. Михалевкину нравится быть просто фотографом, без эксцентрики и странных фантазий. Среди коллег по цеху он слывет мастером фотопримитивизма, умеющим сделать снимок буквально из ничего.
Михалевкин занялся фотографией в середине шестидесятых, получив в подарок от друзей камеру "Зенит". Ему было уже за тридцать. Он пережил блокаду в осажденном Ленинграде, участвовал в боях в Польше, хотя был еще юношей, после войны некоторое время работал электромонтером, пока не увлекся гитарой и не начал играть в эстрадном ансамбле. Первые же опыты с камерой были одобрены в фотоклубе при Дворце культуры имени Ленсовета, а зимний пейзаж со скворцом, примостившимся на заиндевевшей ветке березы, получил приз на Всероссийском конкурсе в Москве. В семидесятые-восьмидесятые Михалевкин снимал русскую глубинку, сценки из городской повседневности, делал портреты знакомых. Он печатался в журнале "Советское фото", задавал тон в "Зеркале" — одном из главных центров фотографии в СССР. Его работы уже тогда легко было узнать по тому достоинству, с которым он снимал позднесоветскую жизнь, зачастую вызывавшую только отторжение, а в иных своих проявлениях просто невыносимую. "Шутовской колпак, парящий в воздухе, никогда не опустится на голову человека, которого снимает Михалевкин", — написал о нем знаменитый фотограф Юрий Рост. В работах ленинградского мастера нет отстраненного взгляда наблюдателя, знакомого нам по репортажным снимкам и бытовым зарисовкам Робера Дуано и Анри Картье-Брессона. Его камера смотрит на мир участливо, по-отцовски или по-домашнему.
Однако простота Михалевкина, конечно, не без лукавства. Одна любовь к каламбурным названиям работ чего стоит! Снимок с парой сношенных ботинок, в которых ходил внук, называется "В конце пути". Натюрморт со стеклотарой, где на переднем плане бутылка из-под молока, — "Не винная". Ведро, идущее в комплекте с "Лейкой", на самом деле тоже вещь не простая. Художник гордится своей знаменитой мастерской, в которой царствует увеличитель, сделанный из десятилитрового ведра, а вместо секундомера используется старый большой будильник. Оба приспособления, между прочим, гораздо удобнее и эффективнее, чем профессиональная аппаратура.