Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ выяснил, что биатлонист Евгений Устюгов, выиграв золото на Олимпиаде в Ванкувере, думает только о том, почему он проиграл серебро.
— Хотели в эстафете не бронзы ведь, и не серебра даже, а золота, наверное? — спросил я.
Мы разговаривали в Доме биатлониста в Вистлере. Первый раз федерация сняла им шале на все игры, чтобы они могли хоть где-то придти в себя после финиша. Вот он сейчас и приходил в себя. В Ванкувер, где ему хотели устроить большую пресс-конференцию, не поехал. Выглядел измученным.
— Да, — признался он. — Были такие мысли, когда стартанул. Но когда стрелял, испугался.
— Испугались? — я не понял.
— Соперник стреляет и попадает все выстрелы... Не знаю... мало опыта, наверное... — пожал он плечами.
То есть он хотел на последнем этапе победить норвежца Бьорндалена, который пришел на последнюю стрельбу с отрывом едва ли в не минуту. Хотел победить многократного олимпийского чемпиона, который может, даже получив пару штрафных кругов, выиграть гонку с огромным запасом. Он намерен был выиграть у легендарного норвежца, который не смог победить на этой Олимпиаде пока ни разу и жаждал этого уж точно не меньше Устюгова, утолившего здесь один раз голод на золотую медаль. Про австрийца, который бежал вместе с норвежцем, Устюгов даже не думал. Бьорндален: вот была его мишень.
— Последний этап должен бежать человек, который уже не раз проходил такую ситуацию и знает, что делать, — продолжил Устюгов.
— Вы в самом деле думали, что реально догнать норвежца?
— Вообще-то да, — пожал он плечами. — Я же понимал, что раз он идет вместе в австрийцем, значит, они друг друга пасут. Плюс в том, что один из них точно дрогнет. И не бывает ничего невозможного в спорте. Здесь многое происходит. Когда он идет один и своим темпом, он стреляет хорошо. Когда он идет с кем-то, он может допустить ошибку. Они ведь в результате оба дрогнули...
— Правда, выиграли золото и серебро...
— Это да, — вздохнул Евгений Устюгов. — Все насчет четвертого этапа может понять только человек, который его когда-нибудь бежал...
— Тогда у меня нет шансов хоть что-нибудь понять. Хотя мне кажется, что главная проблема четвертого этапа одна: после него ничего уже нельзя изменить.
— Да, его должен бежать человек со стальными нервами, — сказал Устюгов. — Провереннный человек...
— То есть все-таки вы...
— Да если даже и я, — засмеялся он, — то надо бегать его хотя бы чаще. Пройти через штрафной круг, как Максим Чудов в Остерсунде... Это плюс ему, а не минус — то, что он через это прошел... Не знаю...
— То есть вы до конца уверенным себя не чувствовали.
— Да. Да. Серьезно, — кивнул он. — Какой-то страх был... Какое-то переживание. Пока идет эстафета, очень тяжело ждать своей очереди...
Он был, безусловно, недоволен своей бронзой. Дело было, мне кажется, не в том, что он не умеет бежать четвертый этап. Он бегал его много, в том числе и на чемпионате мира. Но просто он очень хотел золота. И винил в том, получилась только бронза, одного себя — хотя мы же видели, что на втором этапе, когда оставалось бежать полтора километра, вдруг остановился Антон Шипулин, который был первым. Потом Шипулин признавался, что просто не мог сделать ни шагу, что его как будто дубиной по голове ударили. Он все-таки дошел, пятым, отстал от первого места уже больше чем на полминуты, но дошел все-таки, хотя врач команды признавался потом, что в таком состоянии людям вообще нельзя двигаться, потому что можно уже никогда потом не встать.
— Вы же на последнем отрезке чуть не оторвались от австрийца, но едва не упали, и он в вас вцепился...
— Да я плохой финишер... — вздохнул Устюгов.
— Перестаньте!..
— Да правда, плохой, — очень серьезно сказал он. — И я это ведь подтвердил... Мне надо было действовать на подъемах, там, где тяжело... Я пошел и начал отрываться, и Зуман дрогнул на самом-то деле, я пошел и начал срезать угол поворота, по ближнему радиусу, с большого на маленький стал выходить... И зацепился за сугроб. Упал, сбил дыхание... А главное, он меня догнал. И если он сидит сзади и нет разрыва, тяжело опять уйти на ровном месте.
— То есть вам не хватило еще одного подъема.
— Да! Да! — очень оживился он. — Откровенно говоря, силы для рывка были. Но на равнине убегать было негде. Пришлось попытать удачу на финише. да, мне подсказывали: пропусти его вперед и со спуска выйди вперед... Но лыжи у него ехали не так хорошо, чтобы можно было за ним сидеть. Сам он на спуске даже не попытался оторваться, и рывок сделал только на финишной прямой. Я попытал удачу... Но не на моей стороне она была.
— А что тяжелее: ждать своей очереди или идти по трассе?
— Конечно, ждать. Когда стартуешь, думаешь: "Господи, наконец-то я стартанул... Теперь как суждено, так и будет". Самое тяжелое — ждать...
— Казалось, что золото вам далось гораздо легче, чем бронза. Со стороны, конечно, так казалось.
— Золото никогда легким не бывает! — засмеялся он. — Любая такая гонка дается очень тяжело, и выкладываешься на полную силу. На Олимпиаде я после каждой гонки просыпался, как будто по мне трамвай проехал. Вот честно: я был до того обезвоженный, очень сильно уставший... Полностью выкладываешься весь на гонках...
— Но все-таки так спокойно, как вы, наши выигрывали эту гонку только в советское время. Прямо вспомнилось...
— Раньше все было иначе. Не в обиду, конечно, спортсменам... Но раньше бегали двадцать человек, и отрыв мог быть в несколько минут. А сейчас бежит весь мир, и все претендуют на медаль...
— И на чем люди выигрывают?
— Что-то есть в одном человеке, чего нет в другом. Вот это и решает. То, что ему бог дал. Вот Нортуг умеет отработать последние триста метров. И его не может догнать никто. Я не могу так финишировать. Бьорндален, когда финиширует с кем-то на прямой, всегда проигрывает.
— Поэтому он всегда создавал запас в пару минут...
— Да! — рассмеялся Евгений Устюгов. — Но если его догнать и за ним отсидеться, то у него на прямой обязательно выиграешь.
— Интересно, что они про вас говорят. Бегает хорошо, на подъеме может оторваться, и ни за что не догнать, а финишер-то так себе... И упасть может...
— Да это нормальная тема для меня! — смеялся он. — Я на трассе вообще как неваляшка... Когда я в эстафете упал, первое, что я сказал себе: спокойно!
— Не было впечатления, что вы успели даже подумать о чем-то, а не то что сказать. Просто вскочили и побежали.
— В такой момент время же для меня бежит гораздо быстрее, чем для вас, — объяснил он. — Главное — суеты не выдавать. Если бы я суетился, я начал бы палку из-под лыжи доставать, у меня не получалось бы, я бы опять упал... Я и так с двух раз пытался встать... Начнешь суетиться — все. Он бы точно объехал и ушел дальше.
— Послушайте, а вы могли бы заниматься чем-нибудь, кроме биатлона? — спросил я.
Он казался мне настолько погруженным в своей биатлон, что вопрос был, скорее всего, риторическим. И слава Богу. Только такие, погруженные, и выигрывают.
— Да! — сказал он. — На самом деле есть. Я всю жизнь хотел заниматься дзюдо. Мне очень нравится. Красивый, зрелищный, для умных... И бокс тоже очень хороший вид спорта. Боксеров иногда представляют такими ребятами... Как в анекдоте: то ли три на четыре, то ли четыре на три...Знаете же этот анекдот?
— Расскажите, — попросил я.
— Приходят боксеры всемером в фотоателье, встают — трое присели, четверо стоят. Потом пересаживаются: четверо сидят, трое стоят... "Вы чего?" — спрашивает фотограф. "Да нам тренер сказал сфотографироваться: то ли три на четыре, то ли четыре на три..."
— Это не только про боксеров анекдот!.. — меня отчего-то просто трясло от смеха. — Это про спортсменов... Так вы для души дзюдо занимаетесь, значит?
— На самом деле — нет! — сказал он. — Всю жизнь хочу — и не занимаюсь. Невозможно совмещать.
— То есть, можно сказать, занимаетесь нелюбимым делом? Ведь двумя любимыми, дзюдо и боксом, не занимаетесь.
— Да я к биатлону тоже нормально отношусь! — смеялся он.
— Нет ненависти к нему еще пока? Из-за того, что он заставляет вас так терпеть?
— Иногда бывает, — сказал он.
— Но вы уж лучше биатлоном и дальше занимайтесь, — попросил я. — Так, по крайней мере, у нас золото будет.
— Или бронза, — вздохнул он.