Фредерик Миттеран: спасибо за то, что Россия столь обогатила Францию

Министр культуры Франции дал эксклюзивное интервью "Ъ"

год франции наследие

Почти одновременно открылись выставка Пикассо в Пушкинском музее в Москве и выставка "Святая Русь" в парижском Лувре — первые из ключевых событий года России во Франции и года Франции в России. Накануне открытия с министром культуры Франции ФРЕДЕРИКОМ МИТТЕРАНОМ встретилась ЕКАТЕРИНА ИСТОМИНА.

— Господин министр, 2010 год стал годом Франции в России и России во Франции. Какова главная идея этого события?

— Решение о проведении такого года было достигнуто между двумя президентами — президентом Франции Никола Саркози и президентом России Дмитрием Медведевым. И цель этого года прозвучит, быть может, немного странно, а именно усилить дружбу, ускорить дружеские отношения между нашими странами. Некоторая странность в том, что исторически эти отношения столь значительны, столь велики, что, казалось бы, что же здесь можно еще улучшить?

— Вы отвечаете вопросом на вопрос. Я тоже не знаю.

— Так вот этот год — не желание наладить какие-то связи, это желание, стремление показать, насколько они крепки. Я должен сказать, что во Франции русский год вызвал невероятный резонанс. Свои мероприятия для России предлагали не только крупные маститые города вроде Парижа или Лиона, но и совсем маленькие, крошечные городки. Среди таких микроскопических городов я лично видел огромную конкуренцию! Все рвались в бой, все хотели быть услышанными или увиденными в России или же принять у себя какое-либо русское мероприятие. Что говорить, рядом с домом моей матери, недалеко от Кальвадоса, в Нормандии, каждый год проводится фестиваль русского кино, и он имеет большой успех! Уж наш скромный Кальвадос — совсем не столичное место, но и даже там можно отыскать русские следы.

— Вы считаете, что связи России и Франции это не просто связи Кремля с Елисейским дворцом? Неужели русская диаспора оставила такой след во Франции, о котором французы готовы вспоминать?

— Не только в правительстве и не только в Париже. В самых маленьких наших городках действительно обожают русских. Это, конечно, не случайно, если вспомнить, сколько русских эмигрантов нашли во Франции свой второй дом, причем именно не в Париже, а в провинции — как, например, Иван Бунин, живший в Грассе и там узнавший о получении Нобелевской премии по литературе. Спасибо за то, что Россия столь обогатила Францию, здесь можно вспомнить массу исключительных имен — от Тургенева до Шагала, Сутина и Нины Берберовой.

— Что вы можете сказать о сохранении русского наследия во Франции, если мы заговорили об истории? Например, музея Ивана Бунина в том же Грассе как не было, так и нет. И довольно сложная ситуация с русскими могилами на кладбище в Шабри, среди которых есть, например, могила писателя Михаила Осоргина.

— Я на самом деле рад, что вы можете вот так объективно оценить мою работу на посту министра культуры Франции. Имя Бунина для нас очень важно, поверьте мне. Пока я могу сказать, что мы уделяем большое внимание русскому кладбищу в Сент-Женевьев-де-Буа, это святое для русских людей место. Это место памяти, именно там находятся могилы и выдающихся русских деятелей, военных, художников, писателей, а также членов императорской фамилии. Там великолепная часовня, расписанная Александром Бенуа. Я могу сказать то же самое о русских кладбищах в Ницце и в Рокабрюне — они абсолютно защищены нами. Не так давно я обнаружил русское кладбище в Тунисе, — к слову о том, насколько огромной была русская эмиграция. Мы, французы,— а рядом есть и французское кладбище — аккуратно ухаживаем и за русскими могилами. О русских могилах на кладбище в Шабри я, к сожалению, не проинформирован, но непременно проясню этот вопрос. Я рад, что вы дали мне это домашнее задание.

— Сколько заданий получает министр культуры Франции каждый день?

— Я постоянно в деле, с раннего утра и до вечера. Во-первых, это хлопоты, это грандиозный большой круг вопросов: ведь мне приходится заниматься и литературой, и кино, и телевидением, и театром, и выставками, и наследием, и очень многим другим. Во-вторых, это необходимость решать самые разные задачи — создавать с нуля новые технологии и тщательно реставрировать исторические ценности. И везде могут возникнуть сложности юридические, архивные, денежные. Моя обязанность — вникать в проблемы и принимать решения. Словом, я занимаюсь самыми разными вещами. Но министр культуры Франции — это не просто исполнение обязанностей, это в определенном смысле и миссия. Я должен создавать возможности для креативного выражения, для творчества, и я стою на защите интересов свободы культуры. Это требует смелости, но, к счастью, я обладаю большой властью.

— Вы как министр, наделенный властью, можете что-то запретить? Выставку, например, если она вам не понравится или вы сочтете ее политически невыдержанной?

— Я не только не могу запретить! Я и не хочу ничего запрещать, и это совершенно, это абсолютно невозможно для меня. Дело не только в том, что запрещать не в моем характере. Я уважаю и создаю свободное культурное пространство, какие тут могут быть запреты? И если я вдруг сойду с ума и соберусь что-то запретить, что же скажет потом об этом пресса? Наша пресса следит за всеми действиями нашего правительства.

— Что такое современная французская культура? Можно ли по степени ее влияния на современный мир сравнить ее, скажем, с французской культурой 1960-х годов?

— Особенность французской культуры заключается в ее умении коммуницировать, обращать внимание на другие культуры, не утрачивая при этом своего картезианского стержня. Так было всегда. Мы очень хорошо впитываем в себя все происходящее вокруг. Вот, например, мы сейчас открыли в Москве выставку Пикассо, великого испанца, работавшего во Франции. Ведь Пикассо работал именно у нас! Для нас — это французская культура. В других странах, быть может, пошли бы разборки, наш это художник или не наш. Это осталось до сих пор. Если вы хотите сказать, что у нас сейчас меньше талантов, чем тридцать или сорок лет назад, то это совсем не так.

— Что происходит сегодня с французским языком, который всегда находил в себе силы сопротивляться англицизмам?

— Здесь много недоразумений. Возьмем, например, слово "теннис". Оно по рождению, по своим корням есть французское слово. Но многие уверены, что оно английское. Если покопаться, то можно найти много таких примеров. Но французский язык сам по себе силен, прежде всего благодаря богатству грамматики и словарю, чтобы его можно было разрушить. Единственное пространство, где иностранные слова имеют вес, это индустриальная сфера. И здесь без слова "маркетинг", похоже, нам никак не обойтись.

— Вы довольны тем, как начинается этот русско-французский год?

— Мы открыли наш год невероятно красиво и даже парадно: во Франции он стартовал шестью симфониями Чайковского, которые подготовил Валерий Гергиев и симфонический оркестр Мариинского театра. В Москве, в Пушкинском музее, мы только что открыли выставку Пикассо, а на этой неделе уже ждем в нашем Лувре "Святую Русь". Всего в рамках года пройдут 350 мероприятий, и самых разных — от цирка до поэтических круглых столов, авангардного театра, балета и больших мемориальных экспозиций вроде выставки "Наполеон и Лувр", которая откроется в Историческом музее в Москве в сентябре.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...