Ему и флаг в руки

// Вне игры...

...с Андреем Колесниковым

Через два дня после того, как Иван Скобрев выиграл или, если уж быть точным, получил олимпийское серебро на дистанции 10 000 м и именно в тот момент, когда специальный корреспондент "Ъ" разговаривал с ним об этом, Ивану позвонили из Олимпийского комитета России и сказали, что ему предложено нести знамя российской сборной на закрытии Олимпиады в Ванкувере.

Сказать, что Скобрев обрадовался, означает бесстыдно соврать. Он возликовал. Он сразу позвонил отцу, пять раз извинился за то, что будит его, и, захлебываясь от восторга, рассказал ему об этом.

В общем, это был правильный выбор. Единственный (по крайней мере к четвергу) из всех наших олимпийцев-мужчин, выигравший две медали на этой Олимпиаде, он понесет знамя так, как следует, то есть как святыню. Хотя это во всех отношениях нелегкий груз. И он точно более тяжкий, чем тот, что нес на церемонии открытия хоккеист Алексей Морозов (если бы кто-то из хоккеистов вынес флаг и на закрытии... после всего, что они для нас сделали... это было бы, конечно, как-то искусственно).

И надо же, буквально минуты за три до этого звонка я спросил его, хотел бы он нести флаг — например, на открытии сочинской Олимпиады. И он расстроенно сказал, что это, конечно, великая честь, но не получится у него, потому что он уже знает, что первый забег у конькобежцев в Сочи — на следующий день после открытия Олимпиады.

— Зато,— сказал я ему,— у вас есть шанс выиграть первую медаль для России в Сочи. Есть чем утешиться.

— Так а я уже в Ванкувере первую медаль выиграл! — засмеялся он.

Этот вологодский парень с ярко-голубыми глазами, которые у него теперь не горят бешено, как перед стартами, а просто светятся, поражает меня своей недетской искренностью и простотой, которая дается человеку, наверное, за какие-то большие заслуги. Такая настоящая простота, что ты сталкиваешься с ней и думаешь: может, ему лучше как-нибудь прикрыться от мира, а то ведь обожжется как-нибудь страшно, потому что мир-то не так прост, а он с ним — душа нараспашку...

Но он живет в этом мире и справляется с ним, и я вижу, что ему в нем хорошо. Хотя, конечно, кое-чего, как выяснилось, не хватает.

— Вам голландца, которого дисквалифицировали, жалко? — спросил я его.

Жалость — вряд ли то чувство, которого заслуживают спортсмены. Вот я, например, видел наших хоккеистов после четвертьфинала с Канадой, и мне их было очень жалко. И это худшее, что можно было испытывать к ним после игры. Мне самому хотелось их хотя бы ненавидеть. Но не за что, увы. Не пропустили решающий гол на последней секунде, не сыграли от души грубо, не заработали удаление и не проиграли только из-за этого... Нет, никаких сильных чувств: просто жалко. Ужасное ощущение, когда спортсмена жалко.

Но я все-таки спросил Ивана об этом. Все же и жалость бывает разная.

— Искренне жалко! — вырвалось у него.— Свен (Свен Крамер, голландский конькобежец, до забега на 10 000 м уже ставший чемпионом на ванкуверской Олимпиаде.— А. К.) сейчас сильнейший конькобежец, и когда вот так вот бежишь и проигрываешь из-за какой-то нелепой ошибки... тем более, как я теперь понимаю, его заставили, грубо говоря, сделать эту ошибку...

— Тренер ведь заставил его сделать эту ошибку?

— Не то что заставил... Ну, показал, где надо бежать...

— Заставил то есть.

— Ну да,— легко согласился Иван,— заставил. Потому что когда договариваешься с тренером, хочется ему доверять на дистанции, и доверяешь, потому что не хочешь отвлекаться ни на что... Ты веришь и просто следуешь его указаниям.

— Что бы вы сделали с тренером в такой ситуации?

— Потерять олимпийское золото, олимпийский рекорд... Да я даже боюсь представить, что я сделал бы!

— Зато для кого-то это значит приобрести олимпийское серебро...

— Да уж... Но не такой ценой...— вздохнул Иван Скобрев.

Я видел, что ему и в самом деле, как ни удивительно, обидно за голландца. Или ничего в этом не было удивительного, я уже не знаю.

— Мы с ним в микс-зоне пересеклись,— продолжил Иван, которого хочется, честно говоря, Ваней называть (и уж точно не Айваном, как диктор на олимпийском "Овале".— А. К.).

— Я его по плечу похлопал, не было между нами никакого диалога, потому что тут правильных слов не найти,— сказал Ваня...

Я подумал, что это похлопывание могло произвести на голландца совсем не то впечатление, которое в него от души вкладывал Ваня.

— А если у ставшего первым корейца вдруг допинг-проба окажется положительной... ну, бывает же... Тогда и вообще можно золото получить...

— Точно, можно! Да, хорошо бы золото получить! — обрадовался он.— Но это будет не совсем честно...

— А что с вашим итальянским тренером, у которого, вы рассказывали, большие проблемы в Италии возникли после того, как вы выиграли у его же ученика Энрико Фабриса и взяли бронзу на 5000 м? Вы говорили, что не можете до него дозвониться после первого финиша. И что Итальянская федерация конькобежного спорта на него обиделась, и вся Италия. И что считают его вообще предателем своей страны... Сейчас все хорошо?

— Что вы! — воскликнул Ваня.— Не то что хорошо, а наоборот, все усугубилось... Два дня после 5000 м было еще такое... пограничное состояние по отношению ко мне, но потом люди из итальянской федерации мне абсолютно запретили тренироваться с итальянцами, запретили кататься с ними, подъезжать к Маурицио Маркетто (к тренеру.— А. К.)... так что стало намного хуже.

— То есть вы готовились к 10 000 м сами, что ли?

— Ну,— вздохнул он,— я все равно пытался с ним общаться, но это все было на грани фола, потому что приходил человек из Олимпийского комитета Италии и следил за моими тренировками, смотрел, не катаюсь ли я с итальянцами...

— Даже так? — удивился я.— Это ведь комплимент. Слишком близко к сердцу приняли вашу победу над Энрико Фабрисом.

— Да их можно понять! — с жаром начал защищать он итальянцев.— Маурицио Маркетто и Энрико Фабрис на самом деле очень здорово отреагировали... Я с Энрико поговорил: он сказал, что я молодец, что закончится вся суета вокруг Олимпиады и что мы будем вместе работать, тренироваться вместе...

— Похоже, итальянцы успокоились, только если бы вы приняли их гражданство. Вы, правда, на итальянца меньше похожи, чем на эталонного русского, голубоглазого блондина...

— Гражданство? — пораженно переспросил он.— А зачем мне их гражданство?

— Чтобы у вас не было проблем ни с тренировками, ни с тренером, например.

— А у меня и так нет проблем,— пожал он плечами.

Не понравился ему этот вопрос.

— Конечно, в Голландии, например,— продолжил он, когда я на это уже не рассчитывал,— от коньков просто фанатеют, там и заработки другие, и все... Но это история не о заработках, а о том, где тебе нравится жить. Мне нравится в моей стране. Правда нравится! У меня тут все есть!

— А вы уже подсчитали, сколько получите по сумме ваших выступлений на Олимпиаде? — тогда спросил я.

И вот этот вопрос ему понравился больше.

— Я еще не знаю точно! — рассмеялся он.— Президент нашей федерации Алексей Кравцов сказал, что накопилась кругленькая сумма... Там же призовые 100, 60 и 40 тысяч, да? (за первое, второе и третье места.— "Ъ"). Потом у меня есть личный контракт с моим спонсором, крестным моим... Вологодская область тоже рада... Эх, жалко, за четвертое место ничего не дают... (он взял его на 1500 м, где на Ваню никто не рассчитывал.— А. К.). Получается, что потерял много я... 29 сотых секунды всего, а столько потерял...

Ну, так по-честному он и рассказал об этом. А никто из спортсменов на эти вопросы до сих пор вообще не отвечал. А тут он считал вместе со мной и удивлялся.

— Вы так радовались, когда выиграли бронзу на 5000 м! — сказал я.— Голыми пятками по льду бегали, тренера чудом не задушили в объятиях... А после 10 000 м и серебро вроде уже как должное. Привыкли побеждать?

— 10 000 м — это 25 кругов все-таки...— посмотрел он на меня, я все понял, и мне стало стыдно за свой вопрос, а он беззаботно добил меня.— Монотонная, тяжелая работа, очень сильно устал, очень сильно, не было сил ни на какую радость.

— Вы успели хоть немного отдохнуть?

— Да нет,— сказал он,— после всех этих стартов... После интервью... слава Богу, они закончились...

— Нет, одно интервью еще в разгаре,— напомнил я.

— Ну, разве это интервью! — засмеялся Ваня.— Это радость. А вообще, я еще даже не доехал до моей комнаты в Олимпийской деревне (его подруга Ядвига улетела во время четвертьфинала наших с канадцами.— А. К.).

Я не стал спрашивать его, в каком отеле он снимал номер после выступления. Не надо было спрашивать.

— А скоро в Сингапур с девушкой и с крестным поедем! — рассказал он.— Там очень хорошо. И там медицина хорошая, условия... Я там не был, правда, ни разу. Но я верю крестному.

— А как ваше плечо себя чувствует? — поинтересовался я.— Были же большие проблемы. Итальянцы к себе в медицинский центр перестали пускать после выигрыша бронзы...

— У нас есть наш медицинский дом, который организовало наше министерство! — пожал он обоими плечами — и здоровым, и недолеченным.— Правда, минут 10-15 на машине. Но ничего страшного, я туда ездил и буду ездить каждый день... Там у нас русский повар, который кормит едой, и там есть все необходимые... Ну, как они называются-то, елки-палки?..

— Процедурные кабинеты? — я искренне пытался ему помочь.

— Да нет... Все необходимые... Ну?!

— Условия?..

— Да нет! — с досадой сказал он.— Ну как это слово-то?! Машинки, не машинки... Что это такое, чем нас лечат-то?!

Он вдруг сорвался в какую-то пропасть.

— Физиотерапия? — осторожно предположил я.

— Да нет, ну как эта сама тема-то называется?!

— Аппараты?

— Ну да! — с облегчением воскликнул он и благодарно посмотрел на меня.— Аппараты, чтобы нас лечить!

Тут-то это и случилось. Ему позвонили.

— Да, Алексей! — сказал он (звонил Алексей Кравцов — президент Федерации конькобежного спорта России.— "Ъ"). Передаете трубку? Да, Игорь Борисович!... Да... Игорь Борисович, спасибо! Я приехал еще не медалистом, а вы так отнеслись ко мне... У меня куплен билет на 25-е число, то есть на завтра... Но если вы меня не отпускаете... Да вы что!!! Это для меня честь огромная! Я, конечно, останусь... Я забегу сейчас к вам...

Он положил трубку и крикнул:

— Меня выбрали флаг нести на закрытии! Я остаюсь!.. Сейчас, секундочку, я папе в Америку позвоню... Он там спит уже... Папа, меня выбрали флаг нести!.. Ой, ты спал уже, да? Меня выбрали флаг нести! Все, спи, спи!..

— Вы счастливый человек? — спросил я.

Я думал, он сразу скажет, что да, абсолютно. Производил такое впечатление.

Он задумался:

— Вот когда золото выиграю, буду счастливым. Хотя я и так многого добился. Не стыдно вернуться. Если бы я ничего не выиграл, я бы приехал и сказал: "Ребята, я чайник, я ничего не выиграл". Я был бы честен. Я пытаюсь быть честным... Хотя не бывает, наверное, совсем честных...

Ему опять позвонили.

— Я остаюсь... Не улетаю я,— сказал он кому-то.— Мне сейчас Казиков (Игорь Казиков, первый вице-президент Олимпийского комитета России.— "Ъ") позвонил, сказал, что я флаг несу... А что? Это очень крутая тема! Ну ты хоть понимаешь?! Я перезвоню...

Такие люди — может, единственное наше утешение на этой Олимпиаде.

Зато какое.