Здравствуйте, меня зовут Дуся и Маруся Виноградовы. Вместо 40 станков по норме я обслуживаю 70. А еще меня зовут Алексей Стаханов и Паша Ангелина. В общем, я ударник труда и многостаночник, постоянно мигрирую из Петербурга в Москву и обратно. Сейчас объясню.
Дело в том, что я веду четыре программы на телевидении. И вдобавок радиоподкаст на интернет-портале. А еще читаю лекции. Плюс, конечно, пишу эту колонку в "Огонек". Не считая сотрудничества с еще парой-тройкой журналов. Так что на подработку бомбилой у Казанского вокзала сил, увы, практически нет.
Помимо соображения, сформулированного, если не ошибаюсь, еще Львом Толстым — "как всегда, не хватало денег и еще одной комнаты",— мною движет наблюдение, поначалу дико меня напугавшее, но теперь воспринимаемое спокойно, как данность. Наблюдение в том, что смена эпох уничтожает целые профессии. И что эпохи сменяются все быстрее и быстрее.
Вот, например, на моих глазах исчезли из жизни линотипистки, метранпажи и прочий типографский свинцово-цинковый люд. Вряд ли все они поголовно сумели переключиться на компьютерный дизайн: где вы теперь, ребята?!
Или машинистки. Помните, Джеймс Бонд заглядывал в машбюро и автоматные очереди десятков ремингтонисток сменялись убийственной тишиной? Все: ныне Бонду заглядывать некуда и незачем. Машинистки умерли как класс.
Или менее очевидное: уже в этом веке в России исчезла политическая журналистика, равно как и журналистика расследований, равно как и профессия ведущего ток-шоу в прямом эфире (а она, поверьте, сильно отличается от ведения эфиров в записи). Если бы я не менял регулярно профессию, то где бы, спрашивается, был сейчас? Со своим прежним единственным умением — писать журнальные очерки на 20 машинописных страниц?
Даже если не обращать внимание на политику и те подводные камушки, о которых предупреждал опять же Толстой, только уже Алексей Константинович, нынешний мир устроен так, что стабильность для него исключение, а нестабильность — правило. Потому что это во времена Толстых хорошим пальто почиталось пальто, обладавшее свойством носиться долго, а в наше время хорошим считается лишь то, что модно, а мода меняется каждый сезон, попутно сметая если не профессии, то рабочие места, потому как закройщик манто скорее переквалифицируется в управдомы, чем сгодится в закройщики пуховиков-бомберов, какие носили прошедшей зимой.
Обратите внимание: мир, насытив основные потребности, обратился к потребностям дополнительным, избыточным, виртуальным, а они выказали свойство меняться вдесятеро быстрее основных. Позавчера миру потребны меха, вчера — права животных, сегодня днем — социальные сети, а к вечеру — 3D-телевизоры. Попробуй тут единственной работой всю жизнь проживи.
Помните, при Горбачеве была компьютерная игра Perestroyka, где лягушонок перепрыгивал с кочки на кочку, которые то появлялись, то исчезали, чтобы не утонуть? Вот и в нашем общемировом болоте то же самое.
Речки мелеют, озера превращаются в болота, ураган сносит Новый Орлеан, на Мадейре, вон, дожди смывают берега — больше нет тихих заводей, а каждый новый катаклизм заставляет искать для житейского корабля новую "большую воду". Заходя в которую, неплохо бы нащупать брод — хотя бы в виде второго или третьего приработка.
Кстати, я убежден: те, кто сегодня заигрывает с интернетом (включая меня), то есть создает собственные сайты, ведет блоги и подкасты, тусуется в сетях социальных и файлообменных, причем в большинстве бесплатно либо же за небольшие деньги, — все они подстраховываются, нащупывают брод в будущее, подозревая смутно, что оно где-то там, в виртуальном пространстве.
У этого многостаночничанья поневоле, у непрерывной смены работ и профессий есть, впрочем, и солнечная сторона.
Дело в том, что пересыхание одного источника дохода для многостаночника не трагедия. Ну, накрылись твои 20 ткацких станков, так ведь продолжают жужжать 10 токарных и парочка фрезерных. Более того, ты к любой работе, даже к наилюбимейшей и наиперспективнейшей, начинаешь изначально относиться как к временному проекту. Который может быть прекрасен, но рано или поздно завершится, как завершается стройка, когда дом подводится под конек.
Был в моей жизни период, когда я работал главредом в глянце, имел кабинет за стеклянной стенкой, мешок поездок за границу и годовой бонус в половину оклада. А параллельно вел, понятное дело, утреннее шоу на радио и колонку в петербургской газете (и по вечерам еще немного шил). Прелестная, доложу вам, была жизнь. Как вдруг бац! — журнал купил человек, которому руки подавать нельзя; радиостанция переформатировалась, в газете сменилась редактриса. И все это в один месяц. И что? Я лишь с облегчением вздохнул: слава богу, появилось время прочитать те книжки, до которых все не доходили руки!
И я не кокетничаю, не красуюсь, а говорю вам чистую правду: эту серьезную потерю работ (и денег) я тогда пережил много спокойнее, чем когда-то первую в жизни потерю единственной работы, когда, казалось, на меня обрушилось небо.
И как же, спрашиваете, я выкрутился? Да очень просто. Забыл вам сказать, что еще у меня была подработка на одном маленьком телеканале плюс вложения в недвижимость, которой (и которыми) я давно понемножечку занимался.
Так что есть у нас, Дусь и Марусь, свои радости в жизни, помимо портретов на Доске почета.
Например, есть радость отношения к собственной жизни тоже как к проекту.
Который, когда подойдет к завершению, не вызовет (надеюсь) отчаяния, но наполнит гордостью за хорошо сделанное дело. Если, конечно, дело будет сделано хорошо.