вне игры с Андреем Колесниковым
Специальный корреспондент "Ъ" рассказывает удивительную историю кругосветного путешествия своего олимпийского факела и находит в ней очищающий душу финал.
В "Русском доме" в Ванкувере везде очереди. Прежде всего существует очередь собственно в "Русский дом". Она в несколько сотен человек и именно существует, то есть не прекращает своего существования ни днем, ни ночью, когда "Русский дом" наглухо закрыт.
Кроме того, очереди в самом "Русском доме". Канадцев интересует все, из чего он состоит. Они лихорадочно ищут, что бы сфотографировать на память. Поэтому они снимают барные стойки, пустую сцену с микрофоном, рабочего, завинчивающего лампочку (канадца)... А уж когда сюда приходит Александр Овечкин или Уэйн Гретцки и они понимают, что успели нажать спусковой крючок фотоаппарата или даже оказались в одном кадре с ними,— все, жили они не зря, оказывается. (А я уже никогда не прощу себе, что в тот день, когда Уэйн Гретцки появился, а я играл на втором этаже в Боско-спейс в настольный хоккей и он сам подошел ко мне и поздоровался со мной, как хоккеист с хоккеистом, я, придурок, не предложил ему сыграть хотя бы один период.)
Олимпиада неумолимо делает свое дело, и этот с момента своего существования ушедший в себя город начинает в изумлении оглядываться по сторонам: боже, да у нас тут Олимпиада! Еще немного, еще пара дней, и канадцы ничем не будут отличаться от китайцев в Пекине четыре года назад. А уж они-то сходили с ума так сходили! Уж снимали так снимали! Все, что даже не шевелится.
Так вот в четверг у канадцев в "Русском доме" появился ошеломляющий повод для новой съемки. На фоне фотообоев с изображением гор Красной Поляны встал юноша-факелоносец с настоящим олимпийским факелом. Никакого значения не имело, что сам факелоносец ненастоящий.
— Вы бежали эстафету? Где, когда? — ревниво спросил я у него.
Он растерялся:
— Видите ли, я волонтер, я вообще не знаю, чей это факел, мне его дали подержать.
На вопрос, кто дал, юноша начинал бредить на полупонятном наречии, выдающем в нем сына индейца племени диу, которое до сих пор скитается по диким окрестностям канадского городка Кананаскиса и принципиально готовит себе еду на таком же огне, с которым скитаются по миру факелоносцы.
В глазах его читалась мольба: "Дяденька, не губите!"
Я и правда не представляю себе, что сделали бы с ним люди, выстроившиеся в очередь человек в 70-90, чтобы сфотографироваться с самим факелоносцем, если бы узнали, что паренек-то голый! А так полноценный детский восторг читался в его глазах.
И вот на фоне этого сына лейтенанта Шмидта с факелом в руках (факел был, между прочим, настоящим, как и его форма, как и номер "044") снимается семейство из пяти человек, счастливый папа держит на руках двухмесячного мальчика (в крайнем случае — девочку), еще два ребенка уже научились стоять сами, а факел держит в руках мама, которой, судя по ее виду, наконец-то хорошо.
Девушка подходит, берет в руки факел и стоит с ним так, как будто хочет им огреть кого-то от души (наверное, есть кого, и скорее всего, он ее сейчас и фотографирует), а скорее просто зарубить.
Официант, весь в черном и сам черный, осторожно берет белый факел — так, как будто боится запачкать его руками, которые хранят еще мрачную память о тарелках с недоеденными бобами. Мне кажется, он хочет поцеловать его, но ни за что не сделает этого, и из тех же соображений — оставить факел в чистоте.
Два американца, закутанные в национальные полотнища и все равно зябко поеживающиеся, словно попали не в "Русский дом", а прямо в ту самую хваленую Сибирь, берут факел так, как будто собираются унести его отсюда с собой, причем в могилу.
Пожилой индус становится в профиль и делает вид, что бежит, а у его товарища не ладится с фотоаппаратом, вообще ни черта не получается, и индус и в самом деле бежит на месте уже с минуту, а когда кадр наконец складывается, еще долго не может отдышаться и держится за сердце — похоже, он в это время пробежал всю дистанцию в 400 метров, да в гору, а не надо было ему этого делать без хотя бы недельной физподготовки.
Русский канадец робко спрашивает, можно ли снять одного факелоносца, просто факелоносца с факелом, и юноша, оглянувшись на меня, кивает, но я надеюсь, что краска стыда все-таки заливает его лицо, хотя бы изнутри.
А настоящий факелоносец, то есть я (у меня был номер "012"), стоит в гордом одиночестве за колонной и искоса наблюдает за тем, как сын лейтенанта Шмидта дарит людям счастье, которого сам он не заслуживал никак.
Ведь это я, я нес факел из Уайт-Рока в Ванкувер! И это мимо меня пробежал точно такой же индус, только настоящий факелоносец... пробежал мимо, потому что к концу дистанции от счастья перестал понимать, что с ним вообще происходит и что пора передать факел его законному владельцу на следующие 400 метров...
И потом, когда я пробежал их, у истории было продолжение — такое, какое и должно было быть, потому что такие истории так просто не проходят ни для кого и никогда.
Дело в том, что в Москве 12 февраля открывался клуб "КоммерсантЪ", где люди по идее должны посвящать себя просмотру Олимпийских игр в Ванкувере — и посвящают.
И вот мы придумали, что на открытии клуба нужно внести в зал факел, с которым по Канаде бежал корреспондент "Ъ". Это было логично, а главное, вполне осуществимо: я бежал 9-го, а клуб открывался 12 февраля. Можно было успеть переправить его в Москву посредством DHL. Почта гарантировала, что факел придет вовремя.
Фото: Сергей Киврин/Андрей Голованов
После пробежки в Уайт-Роке нам всем выдали мешочки для факелов (я свой поместил в мешочек с крайними мерами предосторожности, потому что главное было не стереть случайно с факела историческую копоть), а также длинные картонные коробочки, так что сохранность его у меня никаких сомнений не вызывала.
На почте факел приняли, можно сказать, с благодарностью. Это делал уже не я, но люди совершенно надежные. Они рассказали, что он ушел по назначению и должен быть в Москве уже утром 11-го, что и требовалось доказать.
11-го вечером (по Москве) мне позвонил беспокойный человек, генеральный директор ИД "Коммерсантъ" Демьян Кудрявцев, и сказал, что факела до сих пор нет. В запасе у нас были еще почти сутки, и поэтому я не очень волновался. Я был уверен, что факел в Москве и что его привезут в "КоммерсантЪ" с минуты на минуту.
Господин Кудрявцев не был в этом так уверен. Он попросил меня выяснить номер накладной, чтобы можно было проследить, где именно сейчас чертов факел, без которого открыть клуб "Ъ" уже не представляется возможным, и добавил, что звонить ему можно в любое время, потому что он не заснет, пока все не выяснится до конца к общему благополучию.
Не знаю почему, но я после этого тоже немного занервничал. Все-таки это был мой факел, который я купил за 400 канадских долларов накануне торжественной церемонии, даже в долг у человека деньги взял, потому что не думал, что олимпийский огонь продается (видимо, как и олимпийские идеалы, уж не знаю, что и думать теперь). Я надеялся, что так отдадут.
Я узнал номер накладной. Еще через полчаса судьба факела окончательно прояснилась. Он был уже Лондоне.
Как и обещали в DHL, факел доставили в Москву утром 11-го. Когда его декларировали, то поставили в квитанции ту самую сумму, которую я назвал,— 400 долларов. Это было, как говорится, too much: посылки стоимостью больше 160 долларов по правилам этой почты доставлять не разрешается.
Таким образом, DHL выполнила свое обязательство: доставила факел в Москву. Но привезти его в офис "Ъ" она уже не имела права.
Должны ли они были предупредить еще в Ванкувере, что факел за такую цену в Москве ни за что не выдадут? Мы бы написали 100 долларов, да и все. Возможно, что должны были. Скорее всего. Но теперь это было совершенно не важно. Это не имело никакого смысла, черт возьми. Вообще теперь во всей этой затее не было никакого смысла, потому что факел отправили из Москвы назад в Ванкувер, и теперь он лежал в аэропорту Хитроу. Его пронесли мимо Москвы, как индус пронес его мимо меня на дистанции. Но индуса вернули силой, а факел мы так бездарно упустили.
На открытии в помещение клуба "Ъ" внесли другой факел, с другой Олимпиады... А мой родной факел мыкался, неприкаянный, по миру.
И только вчера мне позвонили и сказали, что я могу забрать свой факел. Все в порядке, он в Ванкувере.
И вот это "все в порядке, сэр!" вдруг все поставило на место в моей голове. Я понял, что произошла удивительная и прекрасная, можно сказать, рождественская история. Это история с очищающим душу хеппи-эндом.
Это история о том, как олимпийский факел совершил еще одно кругосветное путешествие и вернулся к своему законному владельцу.
Потому что так и должно быть: олимпийский факел должен возвращаться к тому, кто его нес.