Премьера кино
Сегодня в прокат выходит "Одинокий мужчина" (A Single Man), с которым решил дебютировать в кинорежиссуре дизайнер Том Форд, экранизировавший свой любимый с юности одноименный рассказ Кристофера Ишервуда об одном дне из жизни профессора литературы, пытающегося победить посттравматическую депрессию после гибели многолетнего сожителя. За тем, как транслирует на экран свой богатый внутренний мир Колин Ферт, выдвинутый на "Оскар" за лучшую мужскую роль, полтора часа наблюдала ЛИДИЯ МАСЛОВА.
К началу фильма одинокий мужчина мучается уже восемь месяцев: посмотрев, видимо, не впервые сон о том, как он целует в помертвевшие губы хладный труп, распростертый на снегу возле перевернутой машины, герой с отвращением и ужасом просыпается, собирает волю в кулак и принимается жить, дав своему отражению в зеркале строгий наказ непременно дотянуть до вечера. При этом он пытается брать пример с покойного друга, который "каждый день просыпался таким счастливым", но у профессора не очень получается позитив из-за классического интеллигентского предрассудка о том, что счастливыми просыпаются только дебилы. Именно поиски этого простого и дебильноватого, но гармоничного отношения к жизни и составляют психологическое содержание "Одинокого мужчины", потому что только в таком здоровом расположении духа можно выжить без постоянной борьбы с желанием засунуть в рот револьверное дуло и спустить курок.
Попробовать дуло на вкус профессор решает примерно на середине фильма, а до и после этого постоянно нянчится с револьвером, как с фаллическим символом, видимо, отгоняя развязные и неуместные в период скорби мысли о том, что стоило бы попробовать что-нибудь более теплое и одушевленное, глядишь, и повеселее бы стало (к таким скабрезным мыслям невольно подталкивает обилие красивых молодых людей, попадающихся привлекательному, хотя и грустному профессору на каждом шагу и делающих ему откровенные авансы).
Впрочем, возможности для зрителя строить собственные догадки и предположения о том, что происходит в голове у героя, "Одинокий мужчина" почти не предоставляет: внутренний монолог профессора, разжевывающий каждую его мысль и каждое душевное движение, прерывается только рыданиями скрипки, от которых тоже не то чтобы сильно хочется жить дальше (японский композитор Шигеру Умебаяши, работавший с Вонгом Кар-Ваем, написал и для Тома Форда несколько печальных карваевских тем). Подобная забота о том, чтобы до зрителя все дошло в точности, очень быстро начинает казаться слишком избыточной и назойливой и к тому же ставит под сомнение актерское достижение оскаровского номинанта Колина Ферта — ему мало какие нюансы и полутона остается изображать лицом, когда авторы тратят столько слов на подробное объяснение происходящих в его душе процессов.
Довольно странно, что Том Форд, который как дизайнер должен бы по идее обладать развитым визуальным мышлением, оказывается таким логоцентричным и делает основную ставку на словесные разъяснения (хотя, с другой стороны, может, ему эти визуальные красоты и на основной работе уже обрыдли, а он на самом деле больше всего любит чтение). Из изобразительных деталей в "Одиноком мужчине" запоминаются, кроме собственно глаз Колина Ферта, печально глядящих из-под квадратных очков, сквозной образ голых мужских ног, задумчиво колышущихся под водой (это, наверное, тоже то ли сон, то ли флешбэк о каком-то романтическом купании), а также периодически привлекающие внимание крупные планы часов, на которых нет секундных стрелок,— это, очевидно, иллюстрация идеи о том, что для опрощения и гармонизации своего мировосприятия надо, во-первых, перестать думать о прошлом и будущем, а, во-вторых, жить исключительно настоящим моментом.
Ловля этих постоянно ускользающих "настоящих" моментов, когда мир вдруг ненадолго начинает казаться правильно устроенным, в итоге совершенно справедливо представляется профессору единственным содержанием и смыслом его жизни. Это окончательное озарение обозначает выкатывающаяся на небо огромная розоватая луна, а предшествующие моменты проблесков высшей гармонии, когда герой может отключиться от ненужных мыслей, связаны то с песиком, которого он тискает и целует, то с наивно лепечущей девочкой в голубом платье. Вся эта образная система обнадеживает, что можно быть спокойным за Тома Форда, который (в отличие от его коллеги Александра Маккуина, недавно не совладавшего со своей внутренней сложностью) уже на подходе к той заветной простоте мировосприятия, которой так жаждет его несчастный герой.