Премьера театр
Народный артист Советского Союза Владимир Зельдин отметил свое 95-летие новой ролью — он сыграл самого себя в новом спектакле "Танцы с учителем", поставленном Юлием Гусманом на большой сцене Театра российской армии. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Владимир Зельдин не вышел, а, правильнее будет сказать, выбежал на сцену перед еще закрытым занавесом — и в кои-то веки забитый до отказа безразмерный зал Театра армии зашелся в стоячей овации. Господин Зельдин остановил аплодисменты решительным жестом — и один взмах его руки уже сделал бы вечер прекрасным: этому удивительному и в высшей степени достойному человеку вовсе не нужно, чтобы его поощряли овацией за одно то, что он в 95 лет крепко держится на ногах и осмысленно общается с окружающим миром. В такой реакции всегда есть что-то жестокое и унизительное — вроде как диковинку выставляют напоказ, а плебс знай себе радуется: ух ты, а он (-а), оказывается, еще шевелится. Так вот, Владимир Зельдин совершенно не хочет быть экспонатом, он, как и положено артисту, хочет играть новые роли — поэтому в Театре армии сочинили для юбиляра спектакль "Танцы с учителем".
Впрочем, определить, где в этом спектакле действующее лицо, а где исполнитель роли, довольно непросто. Владимир Михайлович Зельдин играет старого народного артиста Владимира Михайловича Неделина, который в родном Театре армии решается восстановить легендарный спектакль "Учитель танцев", сыгранный им на протяжении нескольких давно минувших десятилетий более тысячи раз. (Даже далекие от театра люди знают, что Альдемаро в спектакле "Учитель танцев" — самая знаменитая роль Владимира Зельдина.) Неделин уверен, что сегодня, как и в середине прошлого века, людям нужен в театре праздник, причем тот же самый, что и тогда.
Уже в начале репетиций ветеран-романтик сталкивается с проблемами: артисты не понимают, зачем восстанавливать "это старье", и саботируют репетиции, директор театра вроде бы за, но больше озабочен кассой, заботливая жена Неделина Ива (говорят, не только ее имя, но и сценический образ созвучен реальной супруге Владимира Зельдина) поначалу во всем поддерживает мэтра и даже помогает на репетициях, но потом тоже перестает его понимать, так что Неделин, помянув Льва Толстого и отказавшись от любимых котлет, уходит из дома и переселяется в театр, ночует в гримерке (хочется надеяться, что это уже чистый вымысел драматургов) и репетирует целыми днями... Сценки из закулисной жизни прослоены танцевальными дивертисментами на тему все того же "Учителя танцев". Они поставлены не кем-нибудь, а Владимиром Васильевым, и исполняются артистами Большого театра. Танцуют они на выстроенной в глубине самой большой сцены Европы еще одной сцене. В первом акте она похожа на склад закулисного барахла, зато во второй части спектакля взору изумленной публики открывается огромный макет фасада Театра армии.
Торжественный повод, по которому все собрались в настоящем Театре армии, освобождает рецензента от тягостной в данном случае необходимости выполнять профессиональный долг и более подробно объяснять, что пьеса Исаака Фридберга и Юлия Гусмана из рук вон плоха, и что режиссура второго из упомянутых господ еще хуже, чем пьеса. Закулисные нравы изображены сатирическими средствами, достойными самого низкопробного телесериала или самого плохого кавээна, не хватает только записи зрительского смеха. Актеры играют по принципу "громко выплюнуть реплику и убежать". Если это одноразовый капустник, можно зажмуриться и забыть. Но если таков репертуарный спектакль, то становится не по себе. "Неужели за него не страшно?" — спросила меня потом знакомая, имея в виду Владимира Зельдина. Так вот, за юбиляра я как раз совершенно спокоен, а за всех остальных участников представления боязно.
Самое занятное, что авторы самодеятельного представления стараются заклеймить весь прочий театральный мир. Стрелы пущены в братьев Пресняковых — за ненормативную лексику, Дмитрия Чернякова — за "Евгения Онегина", Бориса Акунина — за то, что осмелился написать продолжение "Чайки". Досталось на орехи и тем, кто собирается продать Родину: по сюжету актер, исполняющий в постановке Неделина главную роль, опаздывает на выход, потому что у него срочные переговоры не с каким-нибудь, а с американским продюсером. Впрочем, этот нехитрый предфинальный ход придуман для того, чтобы Неделин-Зельдин решил заменить пропавшего коллегу и сам выскочил на сцену в костюме влюбленного в знойную красавицу учителя танцев.
Ветеран настолько энергичен на сцене, что хочется сказать что-нибудь на сугубо молодежном сленге: Владимиру Зельдину — респект и уважуха. У него прямая осанка, обходительные манеры аристократа, сильный голос, живые глаза, он поет и танцует, он остроумен и заразителен. Работа, которую время совершает над актерами его амплуа, амплуа романтического героя, героя-любовника, особенно жестока. Почему именно ему был сделан такой подарок, почему для него было сделано исключение, не знает, конечно, и он сам — и монолог Неделина о том, как мог утонуть в детстве, как едва не умер от дифтерита, а вот прожил уже почти столько же, сколько его умершие довольно молодыми мать и отец, вместе взятые,— этот монолог героя "Танцев с учителем", конечно, принадлежит самому Владимиру Михайловичу Зельдину. Он едва ли не единственный (и, может быть, последний) человек, который имеет право на такую вот философию творчества: "Чтобы заставить тысячу человек в зале заплакать, нужно выплакать их слезы, чтобы заставить тысячу человек засмеяться, нужно собрать в себе тысячу улыбок".