В пятницу в Ванкувере прошла церемония открытия Олимпийских игр. Вместе с российскими спортсменами ее начала мучительно ждал, а потом вместе с ними шел по олимпийскому стадиону специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
За несколько часов до церемонии открытия Игр погиб грузинский саночник. Он не был лучшим в мире саночником, но был лучшим саночником в Грузии. На новой, самой сложной в мире трассе, которую в 2007 году по требованию МОК даже упростили, он рисковал, когда вообще решил выйти на нее.
В олимпийской деревне, когда российская сборная уже появилась на улице, чтобы двигаться к автобусам, я увидел на окнах одного из зданий несколько грузинских флагов. Грузин мало на зимней Олимпиаде, и окон у них в олимпийской деревне немного, так что завесили они всего три окошка. К каждому флагу была привязана траурная ленточка. Я спросил у одного из российских спортивных чиновников, будет ли грузинская сборная участвовать, по его мнению, вообще теперь в Играх (стали говорить, что грузинские спортсмены могут сняться с соревнований).
— Да нет,— сказал мой собеседник.— Только что закончилось заседание комиссии МОК, грузины сказали, что никуда не уедут. Да и президент их тут. Нет, не уедут. Сложная у них ситуация. Два года назад в день открытия Олимпиады в Пекине они войну начали. Теперь она к ним вот так вот вернулась.
Я не стал продолжать этот разговор — просто потому, что мой собеседник, кажется, хотел еще что-то добавить по этому поводу. Между тем из своего подъезда грузины так и не вышли. Мне потом рассказали, что они не поехали вместе со всеми остальными спортсменами в автобусах. Их привезли на церемонию отдельно. И до самого последнего момента они думали, выходить им на стадион или нет.
Российская делегация оказалась, пожалуй, самой многочисленной на открытии игр (разумеется, не считая канадцев и американцев). Украинцы, которых тоже немало приехало сюда, вышли, например, в составе 25 человек, то есть, можно сказать, в гордом одиночестве. Активно они ходят, видимо, только на президентские выборы.
Высокую явку россиянам обеспечили хоккеистки. Команда пришла на церемонию в полном составе. Из Уистлера три часа под дождем ехали в Ванкувер 12 биатлонистов. Обычно к церемонии открытия относятся более сдержанно — не так демонстративно сдержанно, как украинцы, конечно, но все-таки без фанатизма: кто-то не идет из суеверия, потому что вообще никуда не надо ходить до конца соревнований, кому-то запрещают тренеры, кому-то — врачи.
Сначала все двигалось быстро. Спортсменов разместили в автобусах и повезли в Ледовый дворец спорта, где будет олимпийский хоккейный турнир. Только в автобусе я наконец понял, чем наша делегация в Ванкувере радикально отличалась от нашей делегации в Пекине. В автобусе было невероятно много красивых девичьих лиц. В Турине неземная красота была представлена прежде всего керлингистками. А здесь властвовали хоккеистки.
Одна из них, юная блондинка, сидела в автобусе рядом со мной.
— Вы защищаетесь или нападаете? — спросил я.
Хотя, конечно, справедливости ради, нападал сейчас я. Она и правда вынуждена была защищаться. Оказалось, что это ее профессия:
— Я вратарь,— ответила она.
Ане Пруговой 16 лет, и она в самом деле вратарь российской сборной по хоккею.
— Такая тростинка — и вратарь? — пораженно обернулся кто-то из спортсменов, сидевших впереди.
— Тростинка? — смутилась она.— Это помогает... метаться.
— И где вы обычно мечетесь? — спросил я, пока мы ехали по городу под восторженный свист канадцев.
— В Хабаровске,— сказала она.— Однажды в 11 лет я первый раз посмотрела хоккей на трибуне. Потом смотрела еще полгода. Потом начала тренироваться, а до этого вообще не стояла на коньках.
— И за 5 лет?..
— Да, попала в национальную сборную.
— И что, Хабаровск теперь замер у телевизоров? Сколько сейчас там?
— Ну,— задумалась она.— Четыре часа назад, одиннадцать часов вперед... Как-то так.
Автобус проехал мимо группы единомышленников с плакатами: "Спорт убил грузина!", "Погрузись в Библию!", "Спортсмены, побойтесь Бога!", "Вы идете против Бога!".
Хорошо, что девушки из российской делегации даже не подозревали об этом. Они интересовались, конечно, что там пишут, но не английский является их сильной стороной.
Мы подъехали к хоккейному дворцу спорта, где играет "Ванкувер Кэнакс". Здесь, как обычно в таких случаях, выдали сухпаек, который состоял из "сникерса", сушеных мандаринов и чипсов.
На трибуне, пока ждали своей очереди на выход к стадиону, где через пару часов должна была начаться церемония открытия, я оказался рядом с хоккеистом Алексеем Морозовым, которому доверили нести знамя части (хотел написать, что он один стоит всей девичьей сборной, но потом понял, что вся мужская сборная на самом деле не стоит одной такой девушки).
— Я узнал-то о том, что несу флаг, вчера,— признался он.— Владислав Третьяк спросил, соглашусь ли я, недели две назад. Третьяк мне и кроссовки свои отдал сегодня, потому что мои что-то жали... Третьяк сам знамя носил два раза, он один такой на всем свете.
Организаторы перечислили все страны, задействованные в церемонии. Грузин среди них так и не было. Либо они до сих пор ничего не решили, либо, наоборот, решили все.
Алексей Морозов добавил, что флага в руках еще не держал, свой проход по стадиону не репетировал, но одно решил твердо: будет им махать во что бы то ни стало.
Тем временем объявили, что сборная России — с вещами на выход, и мы оказались в узком проходе, ведущем на улицу. Одна хоккеистка сверху громко крикнула, приподняв фотоаппарат:
— Девочки, обернитесь!
Первым инстинктивно обернулся президент ОКР Леонид Тягачев.
Ледовый дворец — в паре сотен метров от стадиона. Странно, что вход наглухо закрывали железные ворота. Такое впечатление, что если бы хлынула вода, стадион бы даже не подтопило. Когда ворота подняли и мы зашли, они за нами закрылись, и мы оказались перед вторыми такими же, то есть, грубо говоря, в ловушке. Я только потом выяснил, что все дело в надувной крыше стадиона. Все входы на стадион должны быть закупорены, чтобы не упало давление воздуха в крыше, а вместе с ним — и сама крыша. Поэтому и нужен такой устрашающий шлюз, в котором мы оказались.
В 17.20 мы стояли в подтрибунных помещениях, больше похожих на цеха заброшенного завода, на бетонном полу у одного из широких входов на стадион, где уже совсем скоро должна была начаться церемония. И так мы стояли почти полтора часа. Я понял, какие на самом деле выносливые люди спортсмены (а то все-таки не было случая убедиться в этом лично). Там было душно, воздуха не хватало, тренеры возмущались: "Так можно вывести из строя всю команду! Канадцы последними идут, они до сих пор на трибунах сидят!"
Между спортсменами, которые не могли даже присесть от изнеможения на холодный бетонный пол, бегала разъяренная госпожа Линдберг, член МОК, отвечающая кроме прочего и за комфортное состояние спортсменов во время таких церемоний. Ее собственное состояние было крайне некомфортным. Она искала крайних и, уверен, рано или поздно найдет. Она шипела, что спортсменов надо было выводить из Ледового дворца на час позже и что каждый раз одна и та же беда: в этих бездонных коридорах под трибунами спортсмены не видят того, что уже происходит на стадионе, и что она много лет бьется над тем, чтобы в таких местах стояло хоть несколько мониторов.
Справедливости ради, мониторы и в самом деле стояли, штук шесть, на расстоянии метров ста один от другого, и мечтой каждого спортсмена было оказаться в поле видимости экрана.
На одном из этих экранов я все-таки успел увидеть, что церемония не только началась, но уже идет все-таки и делегация Грузии в черных шарфах. Для них это был не праздник, а похороны. Они шли медленно, опустив головы, словно провожая грузинского саночника в последний путь.
Настала наша очередь выходить на стадион. Он был весь в белом. Потом, когда мы сели на свои места, и нам тоже выдали белые накидки, которые обычно используются в парикмахерских.
Круг по стадиону дался непринужденно. Спортсмены кидали в толпу синих Чебурашек, оживленно беседовали между собой, активно фотографировались. На летних Играх дисциплины больше.
Церемония, которую я видел, произвела на меня сложное впечатление. Она была местами затянута (именно теми местами, которые организаторы, очевидно, хотели сделать отчаянно сентиментальными). Но были и творческие удачи. Церемония еще не создала того удивительного олимпийского настроения, из-за которого раз в два года и ездишь в такие места, но уже заронила его, что ли, в душу. Правда, от этого ровного настроения и меланхоличной музыки отчаянно хотелось спать, и я видел, что не только мне. Через полчаса, по-моему, половина российской делегации и в самом деле спала, к тому же крепко. Впрочем, было и по-другому. Я обратил внимание, что тренер Евгения Плющенко Алексей Мишин, сидящий впереди меня, ни на секунду не выключает видеокамеру своего фотоаппарата и снимает абсолютно все происходящее, хотя уж он-то этих церемоний видел столько, что еще одна ничего, казалось, не может ни прибавить, ни убавить в этих впечатлениях. А он сидел и снимал с каким-то даже неистовством.
Сидевшая рядом с ним Яна Рудковская, молодая жена Евгения Плющенко, воспринимала праздник спокойнее. Она оказалась единственным человеком, который не был одет в парадную форму (хотя, с другой стороны, что считать парадной формой: на ней были брюки от Gucci и от него же кофточка). Впрочем, отсутствие положенного по инструкции "бомбера" с кожаными вставками ее, мягко говоря, не портило. А "бомбер" мог бы ее украсить. Между тем спортсмены и чиновники, глядя на нее, перешептывались: как я понимаю, для них осталось загадкой, как Яна Рудковская попала на стадион (а для кого-то загадкой — как попал туда я).
Спецэффекты церемонии произвели на меня такое впечатление, какое и могут произвести на спящего человека. Но кое от чего я просыпался. Например, на зрителей повалил снег, который оказался хорошо взбитым шампунем. Он оседал на губах и щеках, хотя, я уверен, все до появления на стадионе и так приняли душ.
Еще одного я не понимаю. Почему, если открываются и закрываются Олимпийские игры, обязательно нужно, чтобы по стадиону кто-нибудь из артистов туда-сюда без конца летал?!