Выставка античность
В берлинском Pergamonmuseum проходит выставка "Возвращение богов: скрытый Олимп Берлина". Она приурочена к юбилею возвращения берлинских музейных коллекций из СССР и демонстрирует 170 произведений античного искусства, в послевоенное время не экспонировавшихся. Как убедился СЕРГЕЙ ХОДНЕВ, музейно-дипломатические вопросы выставка вежливо игнорирует, предпочитая сосредоточиться на греко-римской религиозной жизни.
С возвращением античных коллекций в молодую ГДР, как известно, не все гладко. Пропавшими до сих пор числятся в несколько раз больше произведений, чем то количество, которое демонстрирует эта выставка, но сейчас об этом как будто бы никто не вспоминает — ни одной завалящей фотографии с каким-нибудь груженным антиками эшелоном посетитель не увидит. Второй важный сюжет — то, что все показанные произведения заново отреставрированы. Особенно это заметно по скульптурам, белый мрамор которых выглядит так, как будто бы резец ваятеля касался его не каких-нибудь две тысячи лет назад, а вчера. Это немного необычное ощущение; пластику изваянных божеств, моделировку их одежд и абрис их физиономий начинаешь воспринимать как-то более непосредственно, особенно по сравнению с совсем уж засмотренными "хитами" европейских античных собраний. Но особенного акцента не делается и на факте реставрации. Более того, если присмотреться, заметно, что у отдельных статуй сохранены "доделки" — руки, головы и так далее, добавленные в XVIII-XIX веках, а то и позже. Сейчас эта дань уважения архаическим протомузейным практикам смотрится, конечно, странно, однако на наглядность она работает — а к наглядности, более популярной, чем строго научной, эта выставка и стремится.
Она действительно рассказывает о богах — важно, обстоятельно и доступно. Большая часть залов посвящена какому-нибудь божеству (Дионис-Вакх, Гермес-Меркурий) или группе божеств (Гера-Юнона плюс Деметра-Церера, Зевс-Юпитер, Посейдон-Нептун и Аид-Плутон); как и следует из названия, речь только об олимпийском пантеоне, так что всякие упадочные поздние культы Сераписа, Исиды и Кибелы остаются за скобками. Рядом со скульптурами и их фрагментами в витринах выставлено немного ритуальной и бытовой утвари, в первую очередь расписные вазы, которые не случайно помнятся не столько по учебникам, сколько по стандартному изданию "Мифов Древней Греции" Куна. Даже образцовые сами по себе, именно в силу художественной ценности вещи экспонируются только с тем, чтобы проиллюстрировать тут или иную особенность иконографии божества или его культа. Этрусская циста (цилиндрический сосуд из металла) из Пренесте — ради очередных Афродиты с Эротом, статуя амазонки — ради того, что святилище Артемиды в Эфесе по преданию основали именно амазонки, и даже "Берлинский торс" (предположительно остатки очередной римской копии Дорифора) пристегнут к обрядовой природе спортивных состязаний.
Греческая архаика и классика, римское искусство времен Флавиев и Антонинов сознательно перемешаны; в одной витрине, посвященной, скажем, ритуальным празднествам, могут спокойно соседствовать керамические фигурки из Аттики, из италийской глубинки и из Северного Причерноморья, разделенные несколькими веками. Остается только разматывать нить повествования, предлагаемого внутренней логикой экспозиции. Где-то оно оборачивается кратчайшей статьей из популярного справочника (Зевс — отец богов, Афродита — богиня любви), где-то — более познавательным мини-очерком. Так, немножко дивишься эволюции, которую за несколько столетий проделали образы некоторых богов. Диониса, например, эволюционировавшего от достопочтенного бородатого средовека к пухловатому эфебу с пьяной улыбочкой. Или Аполлона, где строгий бог-каратель ранней эллинской классики становится женственным мальчуганом с кифарой с виллы Адриана в Тиволи. Продекларированная связь древнегреческого театра с религиозным началом на поверку еле намечена, но зато есть, например, прелестная статуя (римская копия, как во многих случаях) актера в костюме Силена — то есть в угрожающей маске и в комбинезоне из овчины.
Отдельный зал посвящен римской садовой скульптуре — тоже не просто так, а в связи с тем, что для римлян их садики часто служили домашним вариантом священной рощи. Честертон, помнится, метал громы и молнии в языческую античность из-за того, "что стояло в их садах вместо солнечных часов или фонтана, нагло и весомо, в ярком солнечном свете" (имеется в виду статуя фаллического божества Приапа). Так вот, ничего наглого в этом разделе нет за вычетом даже по школьным меркам благопристойной группы с сатиренком, пристающим к Гермафродиту,— спящие амурчики, дельфины, фонтанчики, мальчик, вынимающий занозу. Зато есть изящные мраморные солнечные часы.
Русскому читателю название выставки, может статься, намекнет на "воскресших богов" Мережковского, но на самом деле посетитель чувствует себя на этой выставке словно внутри гимназического "лексикона классических древностей", каким-то чудом проиллюстрированного не смутными картинками, а самыми настоящими и осязаемыми антиками. По мелочам что-то из этого чинного впечатления нет-нет да выбивается — лихие эллинистические контрапосты, неожиданно реалистичные черты олимпийских лиц (одна голова Афины, римская копия с утраченного оригинала, исподволь шокирует стародевичьи-брюзгливым выражением), диковины вроде портрета императрицы Ливии в образе Цереры. Но все же общий тон экспозиции лучше всего иллюстрирует стоящая перед входом на выставку гигантская мраморная ступня в сандалии, про которую экспликация свидетельствует, что ученые пытались по ней определить, кому она принадлежала, но не смогли, оставив этот сенсационный вопрос будущим поколениям.