Проблемы мира и спациализма

Итальянские художники в Эрмитаже

Выставка современное искусство

В Государственном Эрмитаже открылась выставка с названием почти ничего не говорящим русскому зрителю, но этим-то и соблазнительная: "Spazialismi. Риккардо Ликата и венецианская живопись конца ХХ века". Знакомиться отправился СТАНИСЛАВ САВИЦКИЙ.

Больше всего из героев этой выставки известен у нас Лучо Фонтана (1899-1968) — с его продырявленными и надрезанными картинами. Но в Двенадцатиколонном зале Эрмитажа он представлен только одной работой. О Риккардо Ликате, венецианских абстракционистах 1950-х, да и о детище Фонтаны — спациализме — у нас знают разве что искусствоведы. При этом итальянские кураторы, как это ни удивительно, считают, что привезли в Петербург вполне русский проект. Ликата и другие представленные в Эрмитаже художники, по их мнению, гораздо ближе к восточной византийской культуре, чем к западной римско-католической.

Предки Ликаты — выходцы из Сицилии, теснее связанной с арабским миром Средиземноморья, чем с Европой. Ликата — знаменитый мозаичист, что опять-таки роднит его с Византией. Кроме того, с 1970-х годов он рисует что-то наподобие каллиграмм или иероглифов, похожих на древнеегипетские или ассирийские символы. Если добавить к этому, что последние годы художник путешествует по странам Магриба, Египту и иллюстрирует произведения Рабиндраната Тагора, станет ясно, почему в Италии его творчество ассоциируется с Востоком. А значит, и с Россией.

Между тем узнать в этих абстракционистских картинах что-то родное, как ни старайся, довольно сложно. Тем, кто интересуется историей искусства прошлого века, эти работы могут напомнить информель — послевоенное направление в живописи, противопоставившее абстрактное изображение реалистическому искусству 1930-х и начала 1940-х. Это и есть информель, который теперь ассоциируется в первую очередь с буржуазным интерьером, поскольку вот уже несколько десятилетий украшает офисы, приемные и гостиные. Однако не стоит забывать о том, что в 1950-е холсты Фонтаны или Ликаты были не дизайнерскими разработками, но художественным экспериментом.

Ликата первоначально работал с мозаиками и еще в начале десятилетия прославился знаменитым панно, выполненным для Венецианской биеннале. Впоследствии он стал профессором отделения мозаики парижской Академии художеств. Фонтана начинал еще в 1930-е как скульптор и керамист, позднее приняв участие в работе над пятыми вратами Миланского собора. Параллельно они занимались современным искусством, каждый по-своему. Ликата погрузился в поиски импровизационного живописного языка, пройдя путь от фиксации спонтанного рисунка к изобретению собственного словаря иероглифов. Фонтана в конце 1940-х заявил о рождении спациализма — нового искусства, расширяющего границы живописи до пространства, в котором художник работает над произведением. Художник брал на себя миссию освободить картину от изобразительности и сделать ее вещью. Картина превращалась в новую скульптурную форму. Она могла состоять из комбинации осколков цветных стекол и абстрактного узора либо быть препарированной с помощью режущих инструментов. Аналогичный спор со станковой живописью в эти же годы вели Джексон Поллок и Ив Кляйн.

Спациализм зарождался в эмиграции, в Буэнос-Айресе, куда Фонтане пришлось уехать во время Второй мировой. Вернувшись в Италию, художник жил в основном в Милане, однако своих последователей нашел среди молодых венецианских художников. Желанию работать сообща способствовала бурная жизнь вокруг набиравшей силы как раз в 1950-е знаменитой биеннале — альтернативы миланскому арт-рынку. В те годы Ликата тоже оказался в зоне влияния мэтра. Впрочем, на выставке можно убедиться в том, что этого каллиграфа-экспериментатора только с натяжкой можно назвать учеником Фонтаны.

Кураторы выставки, прошедшей весной 2009-го в римском Палаццо Венеция, представляют спациализм как венецианский вариант послевоенной абстракции. Это удалось им ровно в той степени, в которой верно сравнение России с Востоком. Но для Петербурга, нашей Северной Венеции, где Запад путается с Востоком, Европа с Азией, а настоящая Венеция кажется каким-то из трех Римов, это всего лишь недочет. Недаром Гоголь писал, что Италия — родина души.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...