Мать Лиза Голикова

Мне всегда было интересно, как правильно наказывать детей. Я бы, конечно, предпочла их не наказывать. Но бывает, что обойтись без этого невозможно. Наказать — тысячи способов, каждый из которых считается, наверное, правильным. Мы сочли для себя приемлемым один — угол. Хотя детский психолог настойчиво убеждала меня в том, что самое эффективное и даже полезное в плане наказания — шлепок по попе. Якобы там кровообращение волшебным образом налаживается и пр. Мне показалось, что это как-то смешно.

Поэтому углов у нас несколько. Самый безобидный — на кухне, между стеной и холодильником. Дети отправляются туда, совершив какую-нибудь мелкую проказу. Есть угол посерьезнее — в ванной комнате. Стоять там, я думаю, очень обидно, потому что оказываешься совершенно один. Третий угол — в детской спальне. Он самый-самый среди всех углов, потому что используется в крайних случаях и, как правило, надолго. Самый интересный угол — под лестницей, рядом с корзиной собаки Рони. Дети используют его по собственной инициативе.

— Пойду-ка я схожу в угол. Постою и подумаю,— Варя вполне может сказать такое посреди игры или занятий.— А то я сегодня такая проказница-распроказница.

Федя сам в угол предпочитает не ходить, но иногда его туда отправляет Варя.

С самого начала дети, оказываясь в углу, принимались плакать. Мы пытались объяснить им, что плакать в данном случае совершенно бессмысленно. Надо подумать, сделать выводы и сообщить об этом взрослым. Сейчас, оказываясь в углу, дети не плачут. Они выжидают несколько секунд и, медленно-медленно перемещаясь из угла в центр комнаты, бормочут:

— Мам, я уже подумала. Я больше не буду.

Дальше обычно следует рассказ детей о том, в чем, по их мнению, они виноваты. С точностью до мельчайших подробностей: я больше не буду размахивать вилкой и смешить Федю; я больше не буду ковырять в носу пальцем, когда сижу на диване в гостиной; я больше не буду наступать на хвост собаке Роне, когда она лежит на кухне. С какого-то момента дети пошли по пути детализации описания своих проступков — и, соответственно, обещаний.

— Я больше не буду играть этой вилкой с синей ручкой,— через мгновение в руках у сына оказывалась вилка с ручкой другого цвета.

— Я больше не буду рисовать каляки-маляки в книжке про зайку,— спустя пять минут дочь уже малевала круги в книжке про дракона.

Все, конечно, было честно: что обещали не делать, того в точности и не делали. То есть претензий к детям с моей стороны быть не могло. Были претензии к себе. Мне следовало сменить тактику. Потому что в какой-то момент наша жизнь с детьми могла бы превратиться в буквальном смысле в сплошное наказание.

Смену тактики пришлось начать с Феди. Потому что он — так получилось — первым оказался в углу. Причина исключительно бытовая. Мы читали с Варей книжку, а Федя отказался слушать, предпочтя игру в бетономешалку. В какой-то момент звуки, которые издавал сын, стараясь сымитировать шум на стройке, исключили для нас возможность слышать что-либо еще. Федя шумел все громче и громче. Я предложила ему три варианта: шуметь тише, пойти играть в детскую комнату, дочитать с нами книжку и поиграть в строительство всем вместе. Он меня будто бы не слышал. Он продолжал шуметь. Я предприняла еще пару попыток. И вот — он оказался в углу. Перед ним стояла непростая задача, но он об этом еще не догадывался и потому начал с обычного.

— Мама, я больше не буду играть в синюю бетономешалку, когда вы с Варей читаете книжку про кита,— произнося последнее слово, Федя уже вышел из угла на середину комнаты и, кажется, собирался продолжить игру. Не в синюю бетономешалку, конечно, а, например, в желтый кран.

— Федя, ты наказан не за это. Тебе нужно подумать еще.

Он побрел обратно в угол, но, не дойдя, обернулся назад:

— Мама, я уже подумал. Я больше не буду кричать "Ш-ш-ш-у!", когда вы с Варей читаете книжку про кита, который подружился с улиткой.

Федя так на меня посмотрел, что мне захотелось превратиться в глыбу, которую мы недавно рассматривали в парке ледовых скульптур. И я почти сделала это:

— Федор, думай еще. Думай, за что ты отправился в угол.

Он честно ушел. Его не было, наверное, минуту.

— Мама, я подумал. И теперь хочу сказать тебе что-то интересное.

— Что?

— Что я уже подумал.

— И?

— Я подумал, что не надо играть в стройку, а надо читать книжку.

Когда он перепробовал все комбинации и ни одна из предложенных не подошла, он пошел по второму кругу. Он повторял их одну за другой. Он нервничал. Бежал в угол, вытирал слезы, возвращался и — снова отправлялся думать.

Прошло около часа. Мне уже давно было пора на работу. Оставить его в углу до позднего вечера я не могла. Просидеть целый день дома — тоже. Я медленно надевала сапоги, куртку, шарф, перчатки, шапку. Мое терпение было на пределе. Я чувствовала себя исключительно глупо. Мне было стыдно. Перед собой и перед ним. За то, что я это все затеяла.

— Мама, я подумал,— Федя подошел ко мне, когда я была почти в дверях.— Я подумал и решил, что буду слушать то, что мне говорят взрослые.

Я выдохнула и обняла его.

Федя торопился рассказать о своей победе Варе.

— Варя! Я думал-думал и придумал, что буду слушать то, что мне говорят. Особенно когда играю в бетономешалку, а вы с мамой читаете книжку про улитку и кита.

— Про то, как кит прокатил ее вокруг света?

— Да.

Ну вот откуда он знает?