Конец света категории В

Архангел Майкл в фильме "Легион"

Премьера кино

Малобюджетный религиозный боевик "Легион" (Legion) предлагает взглянуть на такое любимое кинематографистами мероприятие, как конец света, с не совсем привычной стороны — сквозь мутноватое уменьшительное стекло фильмов категории В, позволяющее снизить пафос события, которое в истории человечества, может, предусмотрено и считаные разы, зато в кинотеатрах случается чуть ли не каждый четверг. Рутинную процедуру гибели мира в очередной раз пережила ЛИДИЯ МАСЛОВА.

В "Легионе" Армагеддон происходит в придорожном шалмане посреди пустыни в Нью-Мексико, где компанию совсем не героических обывателей, которым и без конца света каждому по-своему хреновато, вдохновляет на последний и решительный бой архангел, скромно представляющийся Майклом (Пол Беттани). Архангела Михаила кинематографисты любят и используют давно (можно вспомнить фильм с Джоном Траволтой, так и называвшийся "Майкл") как самого гуманного и толерантного к человечеству из всех архангелов: если христиане и могут ожидать от кого-то снисхождения на Страшном суде, то разве что от него. Условно говоря, если Бог — прокурор, то Михаил — адвокат грешников, а в "Легионе" он по совместительству еще и телохранитель новоявленной Девы Марии, готовящейся родить как раз, когда гневливый христианский Бог начинает репрессии без суда и следствия. Так что Апокалипсис и Рождество удобно поставлены впритык в "Легионе": действие начинается 23 декабря, и беременная официантка, исполняющая обязанности Девы Марии, разрешается очередным аналогом Иисуса аккурат в положенный срок, чтобы народившийся Спаситель мог послужить аргументом в финальной дискуссии "доброго и злого следователей" — Михаила и менее жалостливого ангела смерти Гавриила.

За соперничеством двух архангелов просвечивает тривиальный бытовой сюжет конкуренции двух братьев за отцовскую любовь, и психологически архангелы мало чем отличаются от людей. В смысле отношений между обитателями и гостями злополучной закусочной "Легион" предлагает такие архетипические коллизии, что их можно, не сильно преувеличивая, назвать библейскими: залетевшая неизвестно от кого девица, которая не хотела ребенка; разведенный отец, наоборот жаждущий пообщаться с сыном, на которого его хотят лишить прав; натянутые отношения между родителями и взрослой дочерью, которые меняются с гибелью отца в одной из неразборчивых перестрелок с разной нечистью, вызывающей немало кинематографических ассоциаций и воспоминаний. Первым делом на злополучный шалман авторы "Легиона" напускают плотоядную бабку, которая сначала изображает божий одуванчик: вроде бы и передвигается-то с трудом, однако, доковыляв до столика, требует кровавый бифштекс (на него тут же многозначительно садится муха) и, едва куснув его, начинает материться, как пьяный матрос, вцепляется кому-то в горло и стремительно заползает на потолок. Следующим номером программы выступает гуттаперчевый мороженщик, у которого раздвигается пасть, удлиняются руки и обнаруживается способность по-паучьи ковылять на четвереньках. Кроме того, в разгар пальбы откуда ни возьмись является трогательный белокурый мальчонка — его бросается выносить из-под пуль разведенный отец, но малюточка говорит басом: "Ну ты и лошара" и кусает своего благодетеля за шею, после чего начинает гоняться за будущей Богородицей с большим ножиком: "Я всего лишь хочу посмотреть, что у тебя там внутри".

Самая частая и в общем справедливая претензия к "Легиону" по сравнению с популярными киноисточниками, в которых режиссер-дебютант Скотт Стюарт черпал вдохновение,— многословность и тенденция разжевывать в диалогах общеизвестные вещи. Так, за объяснением, зачем нужен ствол — для защиты от плохих людей, следует объяснение, что есть обычные люди, а есть плохие, которые делают всякое дерьмо. Трудно, однако же, не согласиться с хозяином закусочной (Деннис Куэйд, второй, кроме Пола Беттани, известный актер в фильме), когда он утешает женщину, только что потерявшую мужа: "Если мир сошел с ума, это не значит, что не нужно пить пиво". Этот диалог отдаленно напоминает провокационный вопрос "Свету ли провалиться или мне чаю не пить?", мучивший одного из героев Достоевского, который подобно автору "Легиона", сочетающему занимательную теологию и трэш-кинематограф, совмещал статус религиозного мыслителя с амплуа бульварного писателя.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...