Фестиваль кино
Завтра в киноцентре "Родина" фильмом Йешима Устаоглу "Ящик Пандоры" (Pandora`nin kutusu, 2008) открывается первая неделя турецкого кино. По мнению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, это одно из главных кинособытий года.
Нельзя сказать, что турецкое кино ютилось на обочине кинопроцесса. В конце концов, еще в 1982 году каннское золото получил "Путь" (Yol) Йылмаза Гынея: режиссер-коммунист руководил съемками из тюрьмы, где тянул 19-летний срок за убийство судьи, "закрывшего" его по другому делу, а чтобы смонтировать фильм, из тюрьмы сбежал. Нельзя и назвать современное мировое увлечение турецким кино бумом. Оно не шокирует, как корейское, не ослепляет энергией и эпичностью, как китайское, не подкупает мягким диссидентством, как иранское. Оно неторопливо интересуется не столько действием, сколько течением времени и живописанием места действия. Топография — важнейший элемент турецкого кино, идет ли речь о неагрессивном, но явственном противостоянии Стамбула и сельской Турции или о двойственной природе самого Стамбула, города-моста между Европой и Азией.
Так же неторопливо турецкие режиссеры входят в киноэлиту мира. "Отчуждение" (Uzak, 2002) Нури Билге Джейлана получило в Канне гран-при, "Три обезьяны" (Uc Maymun, 2008) — приз за режиссуру. "Ящик Пандоры" победил в Сан-Себастьяне. Немецкий турок Фатих Акин покорил Берлинский фестиваль "Головой о стену" (Head-on, 2004). Растет и национальное производство. Оно еще не достигло уровня 1950-1970-х годов, когда снималось по 250 фильмов в год, но в 2009 году вышло около 100 фильмов по сравнению с 27 в 2005 году. Турки вообще на четвертом месте (после индусов, американцев и французов) в списке народов, интересующихся преимущественно национальным кино: оно занимает 55% турецкого проката, но в отличие от индийского не является вещью в себе.
Турецкое кино внимательно не столько к поступкам, сколько к внутренним микродвижениям души персонажей. В "Благочестии" (Takva, 2006) Озера Кызылтана это одинокий, целомудренный, богобоязненный Мухаррем, которого за его набожность приблизил к себе некий шейх, на словах пламенный мистик и аскет, а в жизни сребролюбивый и властолюбивый манипулятор. В "Кувыркании в гробу" (Ta butta rovasata, 1996) Дервиша Заима — трогательный, но словно близко к себе не "подпускающий" зрителей бездомный вор-виртуоз. Он угоняет автомобили, в которых спит, а наутро возвращает на прежнее место, любовно их вылизав. Но Махзуну никак не попасть в тюрьму, чтобы перекантоваться в холода: он уже несколько раз грабил тюрьмы, в которых сидел, и ни один судья, ни один надзиратель и видеть не желает этого прохвоста, нежданно-негаданно для себя еще и попадающего, как и Мухаррем, в ловушку любви и желания.
Турецкое кино ощущает свою европейскую природу, конечно, с поправкой на местный колорит. Так, в "Ящике Пандоры" главную роль впавшей в слабоумие старейшины большой, разбросанной по Турции и не слишком удачливой семьи сыграла 90-летняя француженка Циля Шелтон, знаменитая игрой в пьесах Эжена Ионеско. Джейлан считается духовным учеником Андрея Тарковского и того же Антониони, хотя в "Отчуждении" иронизировал над "Сталкером", а в "Трех обезьянах" нагнетает "турецкие страсти". Герой-шофер за деньги садится в тюрьму вместо виновного в ДТП шефа, его жена превращается в похотливую любовницу того самого шефа, а сына ослепляет жажда мести за отца.
Покойный классик Омер Кавур (1944-2005) учился режиссуре и истории кино в Париже. А в "Скрытом лице" (Gizli yuz, 1991), поставленном по сценарию будущего нобелевского лауреата Орхана Памука, сопоставлял восточные и европейские представления о времени, одновременно играя с мотивами шедевра Микеланджело Антониони "Blow Up". В фильме фотограф, работающий в тавернах и клубах Стамбула, каждое утро приносит снимки таинственной женщине, которая годами ищет среди запечатленных им людей кого-то, кто жизненно необходим ей. А когда находит, исчезает, вовлекая фотографа в путешествие по грани реальности. Сюрреализм, как оказалось, органично сочетается с суфийской мистикой.