Это трехбуквенное сочетание знает каждый, кто хотя бы изредка читает книги. Не подумайте плохого — речь идет о ЖЗЛ, она же "Жизнь замечательных людей". Старейшей в России книжной серии исполняется 120 лет. Как изменилось за это время понятие "замечательности"?
К предыдущему, 115-летнему юбилею в ЖЗЛ вышла биография основателя серии Флорентия Павленкова. Этот отставной офицер, успевший отсидеть за "крамолу" в Петропавловской крепости, отдал все силы просвещению — издавал "Научно-популярную библиотеку для народа", энциклопедии, дешевые однотомники классиков. По завещанию Павленкова весь его капитал ушел на открытие двух тысяч бесплатных читален. Но любимым его детищем стала серия "Жизнь замечательных людей", призванная "знакомить читателей с выдающимися деятелями прошлых эпох". И что же — героем первой книги ЖЗЛ стал монах-иезуит Игнатий Лойола, заслуженно нелюбимый во всем мире, а особенно в России, где к католикам всегда относились с подозрением.
Вскоре в серию попали такие морально сомнительные личности, как инквизитор Торквемада, барон Ротшильд и кардинал Ришелье — конечно, наряду с Пушкиным, Моцартом и Рафаэлем. Такое соседство объяснялось исконным смыслом слова "замечательный", зафиксированным в словаре Даля — "стоющий замечания, внимания, примечательный, необычайный или удивительный". Понятно, что все перечисленные люди стоили внимания и получали его: книжки ЖЗЛ продавались немалым для того времени тиражом 8-10 тысяч, отчасти благодаря невысокой цене в 25 копеек. Павленков наотрез отказывался повышать ее и часто выпускал книги себе в убыток.
Авторами ЖЗЛ были в ту пору люди не слишком известные. Печататься в дешевой серии для народа было непрестижно и не слишком денежно. И все же большая часть книг исправно выполняла свою задачу — добросовестно и порой не без художественности повествовала о жизни того или иного персонажа. Недаром томиками ЖЗЛ зачитывались в юности Бердяев и Вернадский, Бунин и Алексей Толстой, как это следует из их воспоминаний. Знаменитый библиофил Рубакин писал: "Ни одно из павленковских дел не может сравниться с тем огромным влиянием, которое оказала на русских читателей всех слоев, классов и рангов библиотека "Жизнь замечательных людей"". Правда, после смерти основателя его дело пошло на спад, а с началом мировой войны выпуск серии вообще прекратился.
Отшумела революция, стала налаживаться мирная жизнь, и молодое поколение принялось овладевать знаниями. В поисках "делать жизнь с кого" не все из них обращались к товарищу Дзержинскому, как призывал поэт, — хотелось и других примеров. На помощь пришел вернувшийся в СССР Максим Горький, давно лелеявший план издания биографической серии. Знакомый со всеми корифеями мировой литературы Горький предлагал Ромену Роллану написать о Бетховене, Герберту Уэллсу — об Эдисоне, Фритьофу Нансену — о Колумбе. Организатором дела стал главный редактор "Огонька" Михаил Кольцов (сам он собирался писать "Магеллана"). В 1933 году в подшефном ему издательстве "Жургаз" вышла первая книга "горьковской" ЖЗЛ — "Генрих Гейне" Александра Дейча.
К тому времени слово "замечательный" уже начало менять значение, сближаясь со словами "выдающийся" и даже "великий". Однако среди первых книг возобновленной серии были Наполеон, Талейран, Генри Форд и даже кровожадный конкистадор Писарро. Похоже, Горький тоже считал, что книги об отрицательных персонажах нужны читателю не меньше, чем о положительных. И оказался прав — тот же "Наполеон" Тарле издается до сих пор как блестящий образец биографического жанра. Неувязки тех лет были связаны прежде всего не с героями серии, а с ее авторами, попавшими во "враги народа". В 1934 году был уничтожен тираж книги о Гоголе, написанной критиком А. Воронским — он оказался в ссылке, а позже был расстрелян.
Сам Горький тоже не всегда проявлял провозглашенную им широту взглядов. В 1933 году он обрушился на написанную Михаилом Булгаковым биографию Мольера за "немарксистский подход" и "излишнее выпячивание личного отношения к предмету". В результате "Жизнь господина де Мольера" появилась в ЖЗЛ только в 1962 году, заслуженно прослыв одной из жемчужин серии. Но тогда, в 30-х, редакторы как огня боялись идеологических ошибок — и все равно не могли от них уберечься. Уже после смерти Горького под каток репрессий попали и некоторые авторы ЖЗЛ, и ее издатели, включая М. Кольцова.
В 1938 году из расформированного "Жургаза" серию передали в издательство "Молодая гвардия". В годы войны выпуск ее был остановлен: вместо нее издавалась библиотечка "Великие люди русского народа" — книжки небольшого формата, которые можно было носить в кармане шинели. Опыт оказался удачным — после войны тиражи ЖЗЛ выросли до 100 и более тысяч. Интерес к замечательным людям явно увеличивался, в то время как понятие "замечательности" вновь изменилось, что прилежно зафиксировал словарь Ожегова: "Замечательный — исключительный по своим достоинствам".
Теперь в серию не могли попасть ни Наполеон, ни Талейран — только люди высокоморальные, идеологически выдержанные и желательно титульной национальности. В те годы ЖЗЛ исправно пополнялась официальными советскими героями войны и труда, неотличимыми друг от друга как их гипсовые двойники, заполонившие парки и станции метро — танкисты, шахтеры, доярки. Но куда больший интерес вызывали другие книги, порожденные послесталинской оттепелью — биографии романтиков, творивших свои подвиги не в упряжке системы, а вопреки ей. Это были и далекие Джек Лондон, Жанна д'Арк, Гарибальди и близкие, но не менее романтические герои революции, извлеченные из расстрельного небытия.
Другой новацией стало появление в серии западных героев и авторов. В 1970-м вышла книга о всеобщем кумире Хемингуэе, а в 1972-м о погибшем совсем недавно — невиданная оперативность! — кубинском революционере Че Геваре. Автором последней был некий И. Лаврецкий — на самом деле засекреченный разведчик Иосиф Григулевич, участник убийства Троцкого. Его книги о Латинской Америке, где он провел много лет, до сих пор читаются как приключенческие романы, а в 2005 году он перешел из авторов ЖЗЛ в ее герои — вышла книга Н. Никандрова "Григулевич".
Трагически погибшего Че допустили в разряд замечательных людей, хоть он и не был правоверным марксистом. Однако в целом идейную непогрешимость продолжали блюсти — особенно в застойные 70-е, когда в серии друг за другом выходили "Советские инженеры", "Советские олимпийцы", "Комсомольцы" и даже "Чекисты". Герои по-прежнему были морально безупречны; о шероховатостях в их судьбе говорилось сквозь зубы. Например, в тех же "Олимпийцах" очерк о Инге Артамоновой завершался уклончивым "ее жизнь оборвалась слишком рано", но нигде не говорилось, что чемпионку мира в беге на коньках зарезал ревнивый муж. А очерки о полководцах Гражданской войны неизменно заканчивались "трагической гибелью" без всяких уточнений, когда и от кого эта гибель пришла. Несмотря на полуправду, биографии пользовались громадным успехом. Тиражи ЖЗЛ продолжали расти; рекордом стали 300 тысяч книги В. Кардашова "Рокоссовский", вышедшей в 1972 году.
Обществу требовались новые герои — не только бунтари, но и мыслители. Читатели буквально охотились за книгами В. Кожинова о Тютчеве, Ю. Селезнева о Достоевском, И. Золотусского о Гоголе, пытаясь отыскать ответ на "проклятые вопросы" современности. Отмечался бурный всплеск интереса к истории России, отмеченный не только романами Пикуля, но и биографиями Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Андрея Рублева в ЖЗЛ. К "разрешенным" героям-патриотам тихой сапой добавлялись другие деятели дореволюционной эпохи, хоть и малыми дозами. К примеру, из русских царей в серию попал только Петр I, "реабилитированный" еще при Сталине.
Все изменила перестройка, вывалившая на наши головы груду скандальных разоблачений. Герои недавнего прошлого оказались чуть ли не преступниками; на их место спешили поставить тех, чьи имена еще недавно произносились шепотом на кухне, — Бердяева и Троцкого, Цветаеву и Солженицына. Их небрежно составленные и неряшливо изданные сочинения и биографии заполонили магазины. ЖЗЛ в этот процесс не включилась — не только по нежеланию, но и оттого, что на нее обрушились бедствия, постигшие все постсоветское книгоиздание.
Серия "ожила" только на рубеже нового тысячелетия. В ней вышли биографии большинства правителей России, вплоть до Константина Черненко и "русского Маугли", мальчика-императора Иоанна Антоновича. Настоящими бестселлерами стали книги Д. Быкова о Пастернаке, Л. Лосева о Бродском, Л. Сараскиной о Солженицыне. Не забыты и ныне живущие: "дочерняя" серия "ЖЗЛ. Биография продолжается" радует читателей биографиями Путина и Аллы Пугачевой, Тэтчер и Фиделя Кастро... А у общества между тем появились новые герои. В 90-е годы с кумиров торопливо содрали хрестоматийный глянец, выставив напоказ именно то, что прежде тщательно скрывалось. Пушкин "вдруг" оказался ловеласом, Некрасов — картежником, Чайковский — понятно кем, при этом об их творчестве новые "биографы" предпочитали молчать.
"Нулевые" возвестили новую метаморфозу: понятие "замечательности", что бы там оно ни значило в словарях, оказалось заменено понятием "звездности". Подлинные заслуги человека вытесняются частотой его упоминания в СМИ. Героев быстро создают и еще быстрее забывают. Потому иные издатели и спешат "зашибить деньгу", выпуская биографии едва "зазвездившихся" мальчиков и девочек из шоу-бизнеса или буквально через неделю после смерти Майкла Джексона выкладывая на прилавки наскоро слепленные жизнеописания певца. Воспитанное рекламой "клиповое" сознание реагирует только на мгновенный импульс. С этим не раз сталкивались и издатели ЖЗЛ. Когда в нашумевшем боевике "Дневной дозор" мельком показали одну из новинок серии, книгу Жана-Поля Ру "Тамерлан", она за пару недель была сметена с прилавков. То же случилось с книгой П. Зырянова о Колчаке после премьеры фильма "Адмиралъ".
Оба героя — из числа тех, к кому прежнее понятие "замечательности" вряд ли применимо. Известно, что Железный Хромец воздвигал башни из человеческих черепов, а благородный адмирал занимался в Сибири массовыми расстрелами. Небезупречны в этом плане и другие новые фигуранты ЖЗЛ: Нерон и Иван Грозный, Чингисхан и гетман Мазепа, которого заклеймил все тот же Пушкин. Некоторые читатели, воспитанные на "дистиллированных" героях советских лет, выражают этим недовольство. Однако серия, составленная из одних святых, наверняка окажется очень маленькой и не слишком интересной. Если начать расставлять моральные оценки, то и сам Александр Сергеевич окажется небезупречен — одни припомнят ему богохульные стишки, другие — дружбу со смутьянами-декабристами, третьи — уважительное отношение к царю... В общем, на каждый чих не наздравствуешься. И потому, пусть даже это кому-то не нравится, в серии ЖЗЛ будут присутствовать декабристы и Николай I, Мазепа и Петр Великий. До тех пор, пока нашим согражданам не надоест углубляться в прошлое, находя в нем героев для подражания или антигероев, о которых и читать противно — но так интересно!