Иосиф приехал на виллу, где я тогда жила с Алексеем Хвостенко. Это была красивая вилла с садом в Эджвейр. Он приехал из Нью-Йорка по каким-то своим делам, наверное, что-то было связано с изданием его стихов. Ему уже сделали операцию на сердце, и он чувствовал себя хорошо. Мы много разговаривали тогда. Я, кстати, даже не помню, как он нашел нас в Лондоне, но с Алексеем они были знакомы еще в России. Все поэты знали друг друга в то время. Всех выгнали, все уехали. В то время Алексей издавал в Париже под редакцией Марамзина журнал "Эхо", может быть, Бродский нашел нас через Марамзина. Я не знаю, где еще в Лондоне он бывал, знаю, что был на BBC. В то время все ходили на BBC – там было очень много русских. Лондон ему очень нравился. Хотя Нью-Йорк был ему, конечно, больше по душе, он там обосновался, там и остался, царствие ему небесное.
Бродский приехал один, с ним не было никакой спутницы. Он был спокоен, всем доволен, хорошо выглядел, ни за что нельзя было сказать, что он недавно перенес операцию.
Разговоры тогда вертелись в основном вокруг того, как кто уехал, какая жизнь сейчас в Нью-Йорке, какие у кого проекты. Это был период, когда Советский Союз наглухо закрыл все двери. Даже я, которая регулярно наведывалась на родину, отказалась туда ездить. В течение десяти лет я не ездила в СССР, потому что это был Брежнев, это был…как у вас это называлось?.. застой.
Нам не хотелось даже знать ничего о том, что там происходит. У нас не было никакой надежды, что когда-нибудь в России будет по-другому. Мы жили своей западной жизнью. Можно сказать, эмигрантской, хотя для меня это слово звучит странно. Мы все уехали, потому что там больше невозможно было жить, нас это объединяло. Мы не могли находиться в Советском Союзе, и вот вдруг встретились все в Лондоне, в Париже, в Нью-Йорке.
Бродский знал, что Алексей записывает песни, мы сделали два или три его альбома, и в разговорах возникла мысль записать стихи Бродского. Это была идея Хвостенко, Бродский сразу и с удовольствием согласился. Я поддержала эту идею. Примерно в том же районе, где мы записывали пластинку Алексея, на Флит-стрит, мы нашли маленькую студию для записи голоса Бродского, нашли буквально по "Желтым страницам". Пленку я взяла ВВС World Service, где у меня в то время было много друзей.
Иосиф Бродский сам выбрал стихи для этой записи. Это произведения разных периодов, и я, честно говоря, не знаю, почему он выбрал именно их и именно в таком количестве и порядке. Запись шла довольно долго, Бродский несколько раз все перезаписывал. Это был нормальный студийный процесс: что-то не нравилось, что-то требовало исправлений, он многое обсуждал с Алексеем. Он мог записать все, что хотел, и в том количестве, в котором хотел. То, что вышло, – это целиком его выбор, мы с Алексеем не вмешивались. В конце концов появилась эта запись. У нас не было никаких планов, мы не думали о том, чтобы издавать ее или что-то еще. Это было сделано for posterity, для потомков. И пленка пролежала у меня с 1981-го по 2007 год. У самого Бродского не было копии этой пленки. Наверное, она существует в единственном экземпляре. Эта запись нигде не всплывала, ни на BBC, нигде.
В Англии о нем говорят в основном в контексте Нобелевской премии. Он ведь был последний лауреат Нобелевской премии по литературе, родившийся в России. В те времена его здесь переводили много. До сих пор его книжки здесь можно купить.