Вот я уже очень много лет пишу о ресторанах, а все не перестаю удивляться: до чего же причудлива московская ресторанная жизнь! Никогда не знаешь, куда завтра понесется тройка-пятерка тысяч москвичей, изо дня в день ужинающих вне дома, какой ресторатор чутким ухом уловит топот приближающейся толпы гостей, где раздастся безжалостный стук молотка, заколачивающего входные двери опустевшего заведения. Нет ответа, и искать его бесполезно. Ну кто мог ожидать, что в нынешнем году, не сулившем нам ровным счетом ничего хорошего, в Москве откроется знаменитый на весь мир Nobu и все эти тирадито из голубой креветки и икры морского ежа с вяленой икрой карасуми и прочие эдамаме и шишито Нобу Мацухисы окажутся близки русскому человеку, вскормленному суси из размороженного тунца с крашеным имбирем? Ан нет, в Nobu ходят, о нем говорят, цены его ниже лондонских, и, что всего удивительнее, там едят! Да и вообще, разве могли мы представить, что 2009 год окажется таким урожайным на рестораны? Все нынешнее лето как грибы росли новые проекты Ginza Project, показывая и доказывая нам, что не так страшен кризис, как его малюют. В разгар всеобщего смятения и уныния открываются один за другим Vasantha, "Эларджи", "Балкон", Piccolino, "Пиво-воды", "Дед Пихто", по-детски беззастенчиво трогающие душу кто поющей канарейкой в клетке, кто старинной заводной игрушкой, кто живой козочкой, кто семейным фото в облупившейся рамке, и вот уже оттаял русский человек и, смахнув слезы умиления, прочно засел на мягком диване под пледом или без, в мансарде у горящего камина или в летнем московском дворике — за неспешной беседой, с недорогой и вкусной едой, сработанной итальянскими, грузинскими и московскими профессионалами под недремлющим бренд-шефским оком Константина Ивлева, который в этом году — вот и еще один неожиданный поворот сюжета — покинул ради Ginza Project пост executive-chef отеля Sheraton. В чем же секрет успеха этих питерских, покоривших Москву? — спросите меня вы. А я лишь разведу руками в ответ: если бы знать, если бы знать... Прошлый год запомнился малочисленным московским gourmets трагическим провалом "Варваров" Анатолия Комма. Казалось, ничто уже не предвещает долгожданного обновления московского репертуара. В только что открывшемся "Большом" дают фуа-гра и квашеную капусту — Аркадий Новиков создает очередную кулинарную антрепризу, заранее рассчитав, что народная селедка и заслуженный трюфель в декорациях Сулажа обеспечат кассовые сборы. Максимум, что позволяет себе "Большой" в области рискованных творческих изысканий, это сациви, загримированное под карпаччо. На него народ пойдет, и съест с удовольствием, и вроде как прикоснется к чему-то высокому, и при этом не откажет себе в соленом огурце с рюмкой водки. По "Большому" счету в этом самом огурце, пропахшем укропом и чесноком, влажном от рассола, дух отечества и соль земли русской. А потому и омары, и трюфеля — все с ним, родимым, вприкуску. "Новая московская кухня", уравнявшая в правах бефстроганов, ролл и фуа-гра, празднует окончательную победу. И вдруг на фоне нескончаемого бенефиса неувядающих звезд советской гастрономической сцены, итальянской кулинарной эстрады и японского пищевого анимэ, заполонивших ресторанные подмостки, неожиданная премьера "Чайки", в которой шеф Дмитрий Шуршаков, верный заветам Комма, проводит свой авторский эксперимент над шпротами и баклажанной икрой, эффектно вручает гостям "Мимозу", обернутую в карамелизованную рыбу, и внезапно растапливает холодец их душ. Плечом к плечу с ним выступает миксолог Александр Кан, разнимающий напитки на вкус и аромат путем дистилляции и создающий уникальные коктейли, да так, что ресторан собирает публику и привлекает внимание конкурентов. "Чайке" удалось сделать то, что не смогли в одиночку "Варвары",— пробить брешь в крепкой панировочной броне наших гастрономических стереотипов и не быть освистанной. Год назад о таком успехе зефиру из сыра и крему из гречки с грибами и не мечталось, но... Вслед за фиаско в Александринке всегда приходит триумф во МХАТе. Другой единомышленник Комма — испанский шеф Адриан Кетглас открывает ресторан домашней испанской кухни Doce Uvas, чтобы с безжалостной нежностью Пруста подвергнуть взрослому переосмыслению мамину фасоль со свининой и моряцкую брандаду из трески и картошки, и делает это так гениально, что никто и не замечает дерзновенного превращения каждодневной пищи в гастрономическое искусство. И вот уже в "Облаках" забрезжил просвет, и опытный ресторатор Александр Затуринский публично отрекся от "новомосковской кухни", сделав ставку на авторское меню молодого шефа Славы Казакова, еще не избавленное от рудиментов в виде бефстроганова, но уже воспарившее к небу восхитительной перепелкой с фуа-гра и фейхоа. Неожиданно и московские бары, будто назло времени, стремительно превращаются из заведений сугубо питейных, где заливают кризисную грусть-тоску, в артистические брассерии, полностью лишенные замшелого "новомосковского" налета. Первым в темном царстве засиял "Луч", выведя на авансцену универсальную европейскую и паназиатскую еду для каждодневного потребления. Вслед за полноценным баром-рестораном Евгения Митты открываются один за другим Dream bar и All Time bar Дмитрия Соколова с авторскими молекулярными коктейлями, с кухней интересной и разнообразной, изо всех сил старающейся оторваться от общепитовской котлеты с пюре — вот так распахнуть руки, разбежаться и полететь. И вот уж обернулся в их сторону московский ресторанный завсегдатай, и замечтался о чем-то, и поднял голову вверх, и пробормотал полушепотом: "Попробовать нешто теперь", и съел в свое удовольствие сингапурской лапши и телячьих щечек, даже не вспомнив о борщах с котлетами... Чудна и чудесна московская ресторанная жизнь. Кто знает, какими открытиями обернется следующий год? Каким волшебным колокольчиком белолобая козочка Джали заманит утонченного мишленовского знатока в тихий московский дворик на хачапури? Какой механической жестяной каруселькой закружит голову мужественному любителю пива с раками, так что он весь вечер будет рассеянно улыбаться и жевать яблочный "Наполеон", запивая его чаем с медом, мелиссой и имбирем? И не вернется ли в 2010 году мясная котлета с картофельным пюре из ресторана домой, туда, где ее помнят, любят и ждут? И тогда дом станет домом, где каждый день пахнет простой и знакомой едой, так что всякий раз с ароматом жареной курицы, свежего огурца, куриного бульона, песочного печенья, сбежавшего черного кофе, очищенного мандарина обязательно зазвенит в душе волшебный колокольчик детских воспоминаний, и бабушка снова начнет распевать на кухне оперные арии, переворачивая на сковородке румяные картофельные котлеты и помешивая в кастрюльке душистый грибной соус, и мама будет бегать от жаркой духовки, где стремительно покрывается золотистой сырной корочкой мясо "по-французски", в тесную прихожую, где толпятся шумные гости, пронзительно пахнет белыми хризантемами и уже навалены горой шапки и пальто, и дедушка тайком поспешит к противню с новогодней уткой, чтобы поскорее разломать и разделить "по-братски" хрусткий ломкий румяный панцирь из пресного теста, пропитанный изнутри перцем, солью и утиным жиром,— самое вкусное, что бывает в новогоднюю ночь. И тогда все окажется на положенном месте — в памяти, в сердце, на плите и в тарелке. Кускус, чатни и севиче вернутся в рестораны, бефстроганов и жареная картошка останутся дома, на радость любимым бабушкам и мамам, где бы они ни были. И тогда наконец мы увидим все небо в алмазах. А может, и в звездах Michelin. И жизнь наша станет тихою, нежною, сладкою, как панакота. Если бы знать...