История в романе Митча Каллина рассказана простая: житель провинциального Тусона Джон Коннор, добропорядочный отец семейства, учитель литературы, начинает посещать видеосалон "для взрослых", приучается к быстрому анонимному сексу, ищет новых партнеров в общественном туалете на отшибе и здесь случайно становится свидетелем убийства. Он не решается сразу пойти в полицию и потому из свидетеля превращается в подозреваемого — и в итоге, брошенный семьей, разыскиваемый полицией, потерявший всю свою прежнюю жизнь, оказывается обитателем тоннеля — жилища бомжей.
Читая книгу, можно ни разу не вспомнить, что этот же автор написал переведенные у нас "Страну приливов" (по которой снят фильм Терри Гиллиама) и "Пчел мистера Холмса", настолько не похожи эти книги. В тех двух романах автор и читатель погружались в особенное — очень особенное — чужое сознание: сиротки, дружащей с останками Барби, в "Стране" и стареющего литперсонажа в "Пчелах". Здесь же мы сразу попадаем в сознание максимально заурядное, среднее, никакое — размещаемся в этом пустом сознании, словно в люльке американских горок, и дальше мчимся вместе с ним в быстром, все более стремительном рассказе, пока это сознание, эта люлька не разбивается в почти галлюцинаторном финале.
Перевод Ольги Крутилиной неровный, в нем есть очевидные ошибки, иногда реальные происшествия перепутаны с предположениями и сожалениями о несбывшемся (всего этого мы и привыкли ждать от переводов, выходящих в "Центрполиграфе"), но вот эта стремительность рассказа передана по-русски отлично — это перевод неотделанный, но талантливый. Единственная действительно серьезная ошибка перевода — это название. Английское "UnderSurface" буквально означает "испод" — и за этим словом стоят и то подземелье, в котором в итоге оказывается герой, и кабинки видеосалона и туалета, и то голое существование без памяти и вины, к которому Коннор приходит в финале: "Он просто маленькая вещица, и то, что он сделал или не сделал, не имеет значения". Роман не о желании перейти грань и не о соблазне запретных зон, как предполагает русское название, а о том, что все эти зоны просто имеются, что в них легко провалиться по самой ничтожной причине — о скорости и неотвратимости этого падения, а не о его соблазнительности.
Митч Каллин «За гранью дозволенного»
Обычная, встроенная в социум жизнь учителя и отца семейства, которую Коннор шаг за шагом теряет, изображена и без сентиментальности, и без высокомерия — это именно что обычная, "как у всех", жизнь, точка отсчета. И эту обычность Каллин тщательно сохраняет во всех мечтаниях и реакциях героя, нигде не позволяет нам от него отшатнуться — и, следуя за ним шаг за шагом, мы соглашаемся считать общественный туалет раем, а тоннель — местом покоя.
Герой "такой же, как мы" и наказан не за преступления, а за неосторожность, промедление, "оплошность", то есть в романе выполнены два главных условия хорошей трагедии. Это и есть трагедия, но ее участники в отличие от бесконечно сознательных и многословных героев трагедии традиционной не могут сформулировать свои желания и свои решения: "Скрытые темнотой посетители пассажей для взрослых и общественных туалетов собирались здесь ради транса, топливом которого была похоть, они страстно желали этого — и желание бывало удовлетворено, это приближало их к совершенной жизни, о которой они мечтали, тем не менее они не в состоянии были выразить это словами". "Совершенная жизнь", "чудо", "рай", "божественное" в воняющих мочой кабинках и ненадолго охватывающая героя "вина", "пристыженность" — случайные, стертые обозначения тех сил, которые гонят и губят героя. Но в современной трагедии губительные силы и должны оставаться плохо различимы и почти безымянны, это и делает ее современной.
М.: Центрполиграф, 2009