премьера
Премьерой комедии-антиутопии "Торчалов" киевский Молодой театр продолжил линию "Московиады" и "Четвертой сестры". Вслед за украинским и польским писателями Юрием Андруховичем и Янушем Гловацким на тему перестроечной России дали наконец высказаться ее резиденту — драматургу, сценаристу и режиссеру Никите Воронову. "Торчаловым" театру, пожалуй, стоило бы закрыть порядочно отработанную тему "Москвы как она есть", считает ЮЛИЯ БЕНТЯ.
Мрак, жуткий грохот трамваев, огромная вентиляционная труба под потолком, обтянутые целлофаном матрацы на кроватях-нарах, детдомовские зеленые с белой полоской одеяла, алюминиевый электрочайник. В такой прекрасной обстановке, придуманной художником спектакля Ларисой Черновой, однажды утром просыпается выдающийся русский ученый, доктор наук, знаменитый политик Павел Максимович Торчалов (Владимир Кокотунов). Некто с соседней койки, Семен Захарович Кушка (Ярослав Черненький), тут же на пальцах разъясняет Павлу Максимовичу, что он умер. С этого момента у Торчалова начинается новая жизнь, цель которой — вспомнить свой самый главный грех и выбраться из тюрьмы-накопителя.
Конечно, и в пьесе Никиты Воронова, и, соответственно, в спектакле Станислава Моисеева, поставленном в содружестве с режиссером Валерием Легиным, самое интересное — концепция чистилища, которая формируется по мере того, как обитатели этого СИЗО судорожно перебирают свои грехи, а бог, воплощенный в лампочке-сирене над шкафом, подает сигнал об освобождении совсем не тогда, когда этого ожидают измученные самокопанием люди.
В процессе разбора полетов выясняется, что самый большой грех собравшихся — слепое следование религиозным постулатам, включая десять заповедей, и попытка отгородиться ими от своих настоящих помыслов и желаний. Такая себе реинкарнация идей просветителей, которые оправдывали любое искреннее движение страсти. Влиятельных подонков нужно мочить, забывая "не убий", а не улыбаться им при встрече. Если любишь не жену, а другую, то нечего оправдывать собственную трусость штампом в паспорте. Ненароком сожгла Москву перед приходом Наполеона, оставив без присмотра раскаленный утюг? Все равно виновата — незнание последствий не освобождает от ответственности за них. Надзирателями в этом промежуточном аду служат самоубийцы — потому что нет ничего хуже, чем бояться жить. А финал, в котором бог дарит Торчалову щенка и говорит, что его вторая попытка продлится столько же, сколько проживет собака, ставит человечеству окончательный диагноз — человек прежде всего эгоист, и всевышний обязательно учитывает это, разрабатывая правила игры.
Щели и прорехи занимательной антиутопии Никиты Воронова Станислав Моисеев затыкает актерским гротеском. Если ранжировать исполнительские работы в соответствии с этим принципом, то первой в списке окажется чудесная Ирма Витовская, которой досталась роль Лизаветы — любовницы Пушкина ("Я вас любил" — это как раз о ней) и просто милейшей барышни в кокошнике, которая из-за чрезмерной эмоциональности и аккуратности ненароком сожгла Москву ("Ну и черт с ней",— комментирует Торчалов).
Лизавета — самая древняя обитательница накопителя, и здесь приходится работать над колоритом не в ущерб достоверности. Остальные типажи вытесаны и отточены до совершенства шаблонов, к которым актерам Молодого театра, к сожалению, особенно нечего прибавить. Торчалов здесь — переформатированный в нового русского старый интеллигент, Кушка-отец — тихий приспособленец времен застоя, а Кушка-сын (Андрей Журба) — Остап Бендер в кубе. Есть еще пролетарий-революционер Саша Пыжов (Дмитрий Тубольцев) и роботы-надзиратели Римма (Анна Васильева) со Степаном (Юрий Потапенко).
Спектакль нельзя назвать плохим, но и ничего особенно нового после провокационной "Московиады" и пронзительной, яркой, крепко берущей за живое "Четвертой сестры" в нем не сказано. Единственное преимущество финальной, будем надеяться, части трилогии про "Москву как она есть" — длится она всего-навсего полтора часа.