Когда регулярно пишешь репортажи с похорон и гражданских панихид, велик риск превратиться в похоронного критика — та еще работа, прямо скажем. Но если рассуждать с позиций именно похоронного критика, то прощание с Вячеславом Тихоновым получилось каким-то ужасно пронзительным и непошлым.
Особенно если учесть, что риск сорваться в пошлость был неоднократный — и "главная роль" (ну, в массовом сознании главная — Штирлиц, конечно) в карьере Тихонова, и неизменный на всех заметных похоронах Жириновский, и критическое количество актеров, которые, хоть и хорошие большей частью люди, но все-таки чаще ценят себя в искусстве, а не наоборот. И у меня, и у коллег, в разное время писавших о похоронах, были случаи, когда траурный репортаж превращался в злой фельетон, и на прощание с Тихоновым я тоже шел, нервничая — актер-то в любом случае великий, и было бы неловко обнаружить у гроба какие-нибудь неприличные камлания.
Подробный репортаж читайте завтра в газете, а пока — что-то вроде конспекта. Во-первых, музыка. Пока у гроба выступали разные люди (ораторов, наверное, было немного больше, чем стоило бы — но это, наверное, тоже нормально), и потом, когда к гробу уже пускали всех желающих, в зале Дома кино играла музыка Таривердиева из "Семнадцати мгновений весны". Вряд ли композитор мог предполагать, насколько эа музыка окажется уместной на похоронах, но она действительно звучала удивительно уместно, как будто Таривердиев писал ее именно для похорон Тихонова и ни для чего другого. Это во-первых.
Во-вторых — поскольку Тихонов, хоть и не актер одной роли, но все равно прежде всего Штирлиц, все, кто говорил речи, старались не говорить ни о Штирлице, ни об Андрее Болконском, ни вообще о чем-то, что напрашивалось бы — в итоге не было ни казенщины, ни штампов, а были, — и для "медийных" похорон это тоже огромная редкость, — какие-то очень пронзительные и честные речи. Даже Жириновский (а я регулярно слушаю его на разных похоронах — как-то любит он ходить со всеми прощаться) был какой-то подавленный и ничего из того, что ему обычно присуще, не говорил — ну, почти ничего; как раз он о Штирлице говорил — мол, ему хочется, чтобы в нашей разведке был Штирлиц, и чтоб не было Калугина, Гордиевского и Литвиненко. Но это он, наверное, по привычке, а так — очень трогательно вспомнил, как навещал Тихонова в больнице после первого инфаркта в 2002 году.
Кстати, еще о Штирлице — перед гробом почему-то стояло только три венка — от "Мосфильма", от Олега Табакова и от СВР. Ну, наверное, это тоже правильно — в конце концов, вряд ли кто-то сделал больше для создания "позитивного имиджа" внешней разведки, чем Тихонов.
Кстати, отпевали Тихонова в Храме Христа Спасителя, но отпевали до гражданской панихиды, хотя так, в принципе, не положено. Но днем, оказалось, храм был занят, поэтому пришлось нарушить правила. И еще хоронили во вторник, а не в понедельник, потому что не успели согласовать с мэрией место похорон (в итоге все-таки Новодевичье, около Олега Янковского). Но все эти накладки — они, в общем, тоже часть вот этого правильного настроения. Настоящий интеллигент так и должен быть — как будто всем мешает, и ему по этому поводу неловко.
Да, и по поводу цитаты, которая в заголовке — это Алексей Панин, который выступал как бы от молодежи и поэтому жутко стеснялся. Собственно, «Это был человек, это была фигура. А мы какие-то мелкие, к сожалению", — это вся надгробная речь Панина. По-моему, очень хорошая речь.