Уход из жизни Вячеслава Тихонова стал знаковым событием не только потому, что народ накрепко связал облик актера со Штирлицем — любимым персонажем военно-героического кино. Но и потому, что ушел в прошлое сам тип артиста, который олицетворял интеллигентную мужественность.
Если обратиться к ровесникам Тихонова — Олегу Стриженову и Алексею Баталову, станет очевидно, что его актерский образ обитает где-то посередине. Тихонов уже не умещается в традиционные романтические рамки, но и не воплощает новый тип рефлектирующего, интеллектуального героя рубежа 50-60-х годов. Его карьера долго не задавалась именно по этой причине: парень, от Бога наделенный породистой, киногеничной внешностью, никак не вписывался ни в старые, ни в новые советские каноны. Последними из могикан классической традиции были рано погибший романтик Евгений Урбанский и ныне здравствующий Василий Лановой. Новые веяния воплощали Баталов со Смоктуновским, позднее — Любшин с Янковским. Тихонов не был прочно связан ни с одной из школ и эпох.
Единственный из участников "Молодой гвардии" (1948), он не получил от этого молодежного проекта герасимовской мастерской никакого ускорения и еще долго ждал своей роли. Его делали героем жгучей мелодрамы: таков любимый всеми женщинами округи тракторист Матвей Морозов ("Дело было в Пенькове", 1958). Но сильные мужские страсти не входили в амплуа этого актера, и если Тихонов изображал их, то скорее с отстраненным холодком французской школы, заставляющим вспомнить не столько Жерара Филипа, сколько Жана Маре и Алена Делона (последнего он не раз дублировал). Его бросали в горнило революционной борьбы и шпионажа — и эта стихия оказалась ему ближе: подпольщик в "Мичмане Панине" (1960) — роль тем более примечательная, что Тихонову пришлось играть героя в стане врага, по сути дела, первую пробу Штирлица.
Кадр из фильма «Дело было в Пенькове», 1958 год
Фото: РИА НОВОСТИ
Но чаще не мудрствуя лукаво режиссеры использовали неземную красоту и выразительную фактуру актера, облагораживая таким образом поднадоевшие революционные сюжеты. Особенно везло ему на роли моряков: помимо мичмана Панина — лейтенант Горелов ("Максимка", 1952), матрос Виктор Райский ("Ч.П.— Чрезвычайное происшествие", 1958), анархист Алексей ("Оптимистическая трагедия", 1963), и это не полный список. Морская романтика хорошо монтировалась с пропагандистскими задачами и авантюрным жанром. А в 1959-м в "Жажде" Тихонов сыграл матроса Безбородько, который знает немецкий язык и получает задание: облачиться в нацистский мундир и с документами пленного немецкого офицера проникнуть в тыл врага, чтобы освободить захваченную гитлеровцами водонапорную станцию и спасти погибающих без воды жителей Одессы. Такой вот Штирлиц на полставки.
Решающий поворот произошел только в середине 60-х, когда Сергей Бондарчук (как говорят, с подачи Екатерины Фурцевой) увидел Тихонова в безупречном образе князя Болконского. Но еще до "Войны и мира" (1967) Станислав Ростоцкий, режиссер, чаще всех работавший с Тихоновым и знавший его лучше других, попросил актера дублировать роль Печорина в "Герое нашего времени": проникновенный тихоновский голос очеловечивал роль, неудачно сыгранную Владимиром Ивашовым (официальная версия — исполнитель простудился). А в 1968-м Тихонов играет у Ростоцкого учителя Мельникова в фильме "Доживем до понедельника", где особенно ярко вырисовывается его психологический типаж. Это интеллигент, но без рефлексии, мужчина, но не мачо и не секс-символ. Это всегда одинокий рыцарь печального образа. Спустя девять лет Тихонов с тем же Ростоцким представили вариацию этой темы: в фильме "Белый Бим Черное Ухо" единственным другом одинокого героя становится верный пес.
Кадр из фильма «Война и мир», 1967 год
Фото: © Киноконцерн «Мосфильм»
В 1971 году Тихонову поручают сыграть в советско-шведском фильме "Человек с другой стороны". Инженер Виктор Крымов едет в 1920 году в Швецию, чтобы заказать у местных промышленников паровозы и прорвать белогвардейскую экономическую блокаду. Помочь выполнить задание ему помогает любовь с первого взгляда, которая возникает между советским полпредом и эмансипированной шведкой. Муза Бергмана, актриса Биби Андерсон вспоминала потом, что играть с советским партнером было нелегко, особенно сцену встречи на перроне, когда герои бежали навстречу друг другу и сливались в жарком поцелуе. Было сделано несколько дублей, но искра не вспыхнула: Тихонов в ответственной роли "человека с другой стороны" был слишком серьезен, чтобы воспламениться от западной партнерши.
В это время во всем мире, даже в Голливуде, меняется традиционное представление о мужественности. К смелости, грубоватой самоуверенности, сексуальной наступательности добавляются новые черты. Гипермаскулинность в кино теперь сопровождается самоиронией, легкомыслием и даже шутовством: достаточно вспомнить Джеймса Бонда в исполнении Шона Коннери, тоже почти ровесника Тихонова. Или поляка Станислава Микульского, игравшего капитана Клосса в сериале "Ставка больше, чем жизнь", столь же популярного в свое время в Польше, как у нас — "Семнадцать мгновений весны".
С Барбарой Брыльской, 1979 год
Фото: ИТАР-ТАСС
Подспудная ирония пронизывает всю образную систему картины Татьяны Лиозновой — и изображение гитлеровской верхушки, и, при всем его элегическом романтизме, образ Штирлица: именно это выделило его из обоймы других персонажей-разведчиков и сделало кумиром молодежи. Он стал героем школьных анекдотов. В сочинениях по Толстому писали про "Наташу Ростову, которая танцевала со Штирлицем". На школьный маскарад парнишка явился в сшитой мамой эсэсовской форме и заявил, что это костюм Штирлица. Директор ломал голову и все же пустил ученика на маскарад, велев только надеть ему на руку повязку и написать большими буквами: "Штирлиц".
Что бы впоследствии ни делал Тихонов — играл ли чекиста майора Млынского в экранизации официозных романов Семена Цвигуна ("Фронт без флангов", "Фронт за линией фронта", "Фронт в тылу врага"), озвучивал ли на ТВ брежневские мемуары о Малой Земле или еще раз прославлял генералитет КГБ в сериале "ТАСС уполномочен заявить" — все это уже значения не имело, под влияние конъюнктуры он так и не попал. За пределами экрана он не лез в президиумы, не флиртовал с начальством, воздерживался от политических жестов. Считал себя просто артистом, солдатом армии кинематографа, рыцарем десятой музы.