В Театре юных зрителей имени Брянцева показали премьеру спектакля "Великодушный рогоносец" по пьесе Фернана Кроммелинка в постановке приглашенного режиссера Владимира Золотаря. АНДРЕЙ ПРОНИН готовился отбить ладоши в аплодисментах, а вместо этого весь вечер кусал локти.
После августовских событий имя Владимира Золотаря накрепко выучили даже те, кто никогда не видел его спектаклей. Если кто-то еще не в курсе, речь о голодовке артистов Нижегородского ТЮЗа, в котором господин Золотарь, уроженец Петербурга и выпускник Петербургской театральной академии, служит главным режиссером. Провинциальная труппа повела себя в лучших традициях Таганки времен Юрия Любимова: актеры, рискуя жизнью (голодовку долго пытались не замечать, и она опасно затянулась), отстаивали свое право работать с Золотарем, а вновь назначенного в театр худрука Симакина признать отказывались. А вот провинциальные чиновники от культуры актерской любви к господину Золотарю вовсе не разделяют: их не устраивают ни его независимая манера держаться, ни художественные установки на современное и экспериментальное искусство. Нижегородский скандал — не первый в биографии режиссера: сначала он оказался неугоден в Барнауле, где шесть лет руководил Алтайским театром драмы. Чашу терпения блюстителей благонравия переполнил спектакль "Войцек", депрессивная интонация которого не отражала всеобщей радости алтайцев по случаю политической стабильности и прироста ВВП. Более четко сформулировать свои претензии барнаульское начальство оказалось не в силах, зато выдавить режиссера из города ему ничего не стоило. "Войцек" получил "Золотую маску", барнаульские чиновники были посрамлены — однако через год история повторилась в Нижнем Новгороде...
Посмотреть на дело рук гонимого режиссера в зале петербургского ТЮЗа собрался весь городской театральный бомонд. Директор театра Светлана Лаврецова дефилировала между рядами со свитой, стараясь успеть поздороваться и поцеловаться со всеми почетными гостями, и по ее торжественному выражению лица было понятно: она рассчитывает на успех. Надежды не оправдались — проблемы тюзовского "Рогоносца" видны с первой же сцены.
Спектакль господина Золотаря оказался даже не ремейком, а дотошной копией его барнаульской постановки 2003 года. Тот спектакль был достойным и ярким, отличался изощренным пластическим рисунком, но он, как вообще-то и полагается в хорошем театре, был поставлен на конкретных актеров. Бесконечные акробатические кульбиты патологического ревнивца Брюно понадобились не только затем, чтобы передать привет биомеханическим изыскам знаменитого "Рогоносца" Всеволода Мейерхольда. Акробатика раскрепощала молодого актера Дмитрия Мальцева, освобождала от психологического зажима: каждый кульбит словно прибавлял ему уверенности, а его персонажу — упорства в помрачениях ревности. Петербургский Брюно — Максим Фомин — поглощен акробатикой целиком, сил на актерскую игру у него не остается. Пронзительные эротические монологи господин Фомин произносит так тускло, словно читает вслух газету. Сделать из Максима Фомина, склонного к размашистой, грубоватой манере игры, героя-неврастеника — непростая задача, и режиссеры проваливают ее с тем же странным постоянством, с которым продолжают назначать артиста Фомина на не подходящие ему роли. Однако в данном случае создается впечатление, что режиссер Золотарь даже не пытался объяснить актеру его сценические цели. Еще печальней обстоят дела у Стеллы, жены Брюно. Барнаульский спектакль во многом держался на превосходной игре Натальи Макаровой, выдававшей на-гора многообразную гамму эмоциональных красок. Ее Стелла была настоящей страдалицей, проходившей крестный путь: от счастливой эйфории через отчаяние к стоическому равнодушию. Новая исполнительница роли, вчерашняя студентка Алиса Золоткова, транслирует в зал только одну эмоцию — недоумение. Плохо играют практически все, кроме разве что Александра Ленина в образе Эстрюго, молчаливого подручного Брюно, впрочем, сложность этой роли корреспондент "Ъ" не стал бы преувеличивать.
Режиссер Золотарь как будто не видит, что труппа петербургского ТЮЗа растренирована, а многие из задействованных в спектакле актеров крайне неопытны — и механического заучивания текста и движений явно недостаточно, чтобы новое рождение старого спектакля состоялось. А так тюзовский "Рогоносец" выглядит дистрофиком в просторной одежде с чужого плеча, и уже не радуют ни роскошные декорации Олега Головко, ни изысканный свет Евгения Ганзбурга, ни скопированные под кальку изящные мизансцены барнаульского происхождения. Они всего лишь великодушно смягчают провал спектакля, но отменить его не в силах.