"У меня самого нет плана, чем заняться в следующие 1000 лет"

46-летний британский геронтолог Обри де Грей выбрал себе образцом для подражания Мафусаила — библейского старца, прожившего 969 лет.

Текст: Дмитрий Лисицин

Гораздо больше де Грей похож на рыцаря Антониуса Блока из фильма Ингмара Бергмана "Седьмая печать". Как и рыцарь, де Грей берется за казалось бы безнадежное дело,— садится играть в шахматы с самой Смертью. И, подобно рыцарю, надеется выиграть. Стратегия де Грея состоит в том, чтобы делать ходы быстрее Смерти. Он считает, если человечество сконцентрирует усилия на проблеме старения, то сможет в самое ближайшее время увеличить продолжительность жизни на 20-30 лет. Это позволит нам выиграть время для следующего рывка, и так будет продолжаться до бесконечности.

"Секрет фирмы" попытался заставить де Грея ответить на вопрос, который Смерть некогда задала Антониусу Блоку: "Зачем ты решил играть со мной в шахматы?".

"СЕКРЕТ ФИРМЫ": Как вы планируете победить смерть?

ОБРИ ДЕ ГРЕЙ: Начну с важной оговорки. Преодолеть смерть — значит найти способ воскресить человека, которого задавил грузовик. Моя цель иная — я хочу искоренить старость, добиться того, чтобы люди могли оставаться молодыми в течение всей жизни. Если все сложится, частичная победа над смертью станет косвенной выгодой от реализации этой идеи. Ведь всякий раз, когда кто-то умирает естественным способом, он умирает от старения.

Вообще в том, что мы стареем и умираем, нет никакой метафизической тайны — эти вещи случаются с людьми по той же причине, по какой приходят в негодность машины. Старение — это накопление молекулярных и клеточных повреждений, которое начинается еще до рождения и продолжается у нас в течение всей жизни. Эти дефекты оказывают побочное влияние на процессы в организме, приводят к нарушению обмена веществ, вызывают болезни и, в конце концов, смерть. То же самое происходит с самолетом и автомобилем — мелкие повреждения, накапливаясь, достигают критического уровня и приводят к выходу машины из строя.

Зная об этих микрополомках, мы при желании можем очень долго поддерживать жизнь машины. Так почему бы этот подход не применить к человеку? Тем более что все типы повреждений, приводящих к старости и смерти, уже известны.

СФ: Почему вы считаете, что доживете до того дня, когда мы сможем устранить эти проблемы?

ОГ: Я полностью в этом не уверен. Но полагаю, вероятность того, что в следующие 25 лет человечество добьется решительного прогресса в борьбе со старением — 50%. Почему я оцениваю наши шансы столь высоко? Просто я знаю, что в борьбе с отдельными дефектами мы уже сейчас способны на очень многое. Отсрочка в 25 лет позволит нам найти противоядие от части тех дефектов, перед которыми мы пока бессильны. Это поможет получить новую отсрочку и т. д. Даже если темпы научного прогресса перестанут увеличиваться и наука будет двигаться вперед с той же скоростью, что и сейчас,— этого достаточно для решения проблемы старения.

СФ: Допустим, ваш план осуществится. Каким будет мир без стариков?

ОГ: Мы будем намного реже болеть. Ведь на место нынешней системы здравоохранения придет новая, предупредительная. Врачи станут предотвращать болезни, а не лечить от них. Кроме того, придется ликвидировать за ненадобностью институт пенсии. Зачем нужна пенсия, если нет старости? Люди будут уходить с работы лишь на время, чтобы подумать, чем они хотят заняться в следующие 40 лет своей жизни, и получить нужное образование.

СФ: Только работать они будут без энтузиазма. Ведь именно понимание того, что жизнь коротка, заставляет в ней чего-то добиваться.

ОГ: Безусловно, в будущем мы не станем мучиться вопросами типа "мне нужно поступить в аспирантуру в этом году, потому что потом будет поздно". Вы сможете потратить 10 лет своей жизни на все что угодно без особых последствий для своей судьбы. Разве это плохо?

С тезисом о тотальной демотивации долгоживущих работников я не согласен. Ведь стремиться к максимально возможному результату в своем деле нас вынуждает вовсе не нехватка времени. На самом деле мы хотим продемонстрировать, что мы умны, что у нас есть способности, мы хотим чего-то добиться, чтобы другие думали о нас хорошо. Разве это стремление может куда-то исчезнуть? Впрочем, у меня самого нет плана, чем заняться в следующие 1000 лет. Ближайшее десятилетие я буду работать над ускорением победы над старением. Если достигну успеха, найду себе другое дело. Какое? Мне пока нет нужды знать это.

СФ: Не получится ли так, что достигнув успеха, вы вместе со стариками избавитесь и от детей? Ведь смена поколений необходима для воспроизводства человеческой популяции. А если люди не умирают, то и дети не нужны.

ОГ: Едва ли можно спрогнозировать, как изменится отношение к детям. Мне самому было бы интересно посмотреть, что станут думать женщины по этому вопросу, когда мы найдем способ отменить менопаузу. Вероятно, уровень рождаемости в будущем действительно упадет. Ведь многие люди не захотят иметь детей, которые спустя некоторое время фактически станут их сверстниками. Но я не думаю, что рождаемость упадет до нуля. У разных людей разная мотивация заводить детей. Далеко не все делают это чтобы продлить собственную жизнь в ребенке или тем паче способствовать воспроизведению человеческого рода.

СФ: Не приведут ли ваши инициативы к расслоению людей на счастливчиков, имеющих доступ к препаратам для продления жизни, и бедняг, лишенных его?

ОГ: Вот об этом точно не стоит беспокоиться. Обеспечение этими средствами всех нуждающихся — отличная инвестиция для любого государства. Сейчас старость слишком дорого обходится обществу. Судите сами — мы тратим огромные деньги, чтобы сохранить людям жизнь, а они все равно умирают.